class="p1">Де Бов хмыкнула, разочарованно скривила узкий рот. А потом меня мягко и тяжело толкнуло в грудь, вышвыривая в коридор.
— Думаю, нашу увлекательную дискуссию можно считать исчерпанной.
Де Бов прохромала мимо меня в дом и чем-то энергично загрохотала. Я стоял в коридоре, как дурак, и пытался понять, что произошло. Хорошо же все было. Только что. Как можно все просрать за пять гребаных минут? И я был прав!
Ненавижу скандалы. Как же я их ненавижу. Эта вечная война, баррикады и затяжные бои, партизанские вылазки и диверсии. За столом сидишь, как под прицелом, так и ждешь, что откуда-то долбанет. Не разосрались в дым, молча поели — уже счастье. Отец улыбнулся — обоссаться какая удача. Когда я уехал из дому, то счастлив был до охренения.
Твою мать, ну почему все заканчивается этими долбаными скандалами?!
Сука!
Де Бов хлопала дверцами, чем-то звенела и шуршала.
Ей же нравилось. Ей же все нравилось. Мы ведь отлично с ней разговаривали. С картой разбирались. И оборотень этот. Как мы его! Марк Денфорд — победитель оборотня! И вообще злых сил. Это тебе не хвост собачий.
У меня было такое чувство, будто я разбил вазу. Вот только что она стояла целая — а потом ты вроде ничего и не сделал, а на полу уже груда осколков. И как их ни составляй — все, конец. Вазы уже не будет.
Скандалы — это такая херь, что если уж начались, то не остановится.
Самое умное, что я мог сделать — это выйти из дверей, сесть на коня и валить отсюда подальше. Например, к Паттишаллу. Отчитаться, что наша великая ведьма сама в Рокингем решила идти, так что пора из Лондона новую выписывать. Только чур в этот раз головой не хворую.
Дверь у де Бов была открыта, пятна света на полу казались желтыми кляксами, над ними плясала золотая пыль. Я остановился за стеной, на границе этого желтого света. Стало видно, какие у меня пыльные сапоги. Хуже, чем у сакса.
Можно было уйти. Прямо сейчас.
Я поднял руку, глубоко вдохнул и постучал в дверной косяк.
Де Бов вышла сразу, будто ждала у самой двери. Лицо у нее было то ли обиженное, то ли разочарованное. Такое какое-то. Хреновое лицо.
И что мне сказать? Если я прав?
— Слушай, Денфорд. Я же тебя не учу, как разбойников ловить. Допускаю, что раз уж ты помощник шерифа, то справишься со своими обязанностями и без моих советов.
Если с этой стороны посмотреть… Я пожал плечами.
— Ну, посоветуй что-нибудь. Вдруг поможет.
— А? — захлопала глазами де Бов.
— Посоветуй, говорю, если хочешь. Есть тут одна шайка. Об нее шериф уже несколько раз зубы обломал.
Я, правда, тоже. Но идеи были Паттишалла!
— Серьезно?
— Ну да.
— Ладно. Если ты серьезно, я над этим подумаю. Давай так. Я вернусь, заеду к тебе… Нет, давай ты ко мне, завтра. И все мне расскажешь.
Ага. Так уж и все. Если тебе про поездку в исподнем до сих пор никто не рассказал, то я уж точно не буду первым.
— Может, по дороге поговорим? От города до леса ехать не меньше часа, а потом еще по буеракам до темноты бродить. Времени навалом.
— В смысле? Ты что, все-таки решил поехать со мной?
Я снова пожал плечами. Ну да, я охеренный собеседник.
Только бы она не начала нудеть «вот так бы и сразу».
— Отлично! Подожди минуту, я кое-что возьму, и двинемся, — улыбнулась де Бов и метнулась в комнату. Ну как метнулась… как смогла, так и метнулась.
— Плащ захвати! В лесу клещей полно, кто их с тебя собирать будет, если прислуги в доме нет?
Глава 12, в которой Марк высказывает мнение о благородных разбойниках
В лесу было душно и сыро, как в кухне, когда там греется чан с водой. Мы брели по рыхлому мху, и шаги получались беззвучными, словно ступаешь босиком по ковру.
— Началось это дерьмо лет пять назад — еще до того, как я в Нортгемптон приехал. В Рокингеме банда завелась — останавливали обозы, грабили купцов, несколько раз на сборщиков налогов напрыгивали. Серьезные, в общем, ребята, на мелочи не разменивались. Но в целом разбойники как разбойники — таких в Англии двенадцать на дюжину. А потом дело веселее пошло. То ли у них новый вожак появился, то ли старому откровение было — не знаю…
Когда мне в первый раз рассказали, что Роб Малиновка называет себя сыном Хереварда — я не поверил. Решил, что Тощий Джок сказок наслушался. Ну или бредит с перепою, тоже возможный вариант. Но после Джока то же самое мне нашептал Карнаухий Хью, потом Везунчик Билли — и тут я начал задумываться. Если все мои информаторы дружно говорят одно и тоже, значит, что-то эдакое действительно носится в воздухе. Дыма без огня не бывает.
И я не ошибся. Дымило знатно. Местные саксы вовсю обсуждали появление очередного народного героя, оборонителя от гнусного норманнского ига. Восхищались подвигами отца и надеялись, что сынок не уступит папаше в ратных подвигах и геройстве.
— А что там геройского? Ну вот что?! Херевард этот козлом трахнутый монастырь спалил и ограбил — в этом геройства, что ли? Еще и врал потом, что вернул все награбленное церкви. Явился ему, дескать, во сне святой Петр, лично дал указание — а Херевард как истовый христианин не мог ослушаться. Ну да, как же! Этого выродка хоть ключами от райских врат по башке лупи — он и медной монеты не отжалеет. Вернул он! Ага, конечно. Читал я монастырские описи, лично списки сверял. Ни одной монеты не вернул, не говоря уже о чем-то более ценном. Все в Данию вывез и там прогулял со всем удовольствием. Ха! Вернул!
Я перевел дух, собираясь с мыслями. От сильных чувств они у меня скакать начинают, как кролики по весне, и это здорово мешает связному изложению.
Ведьма молчала, терпеливо дожидаясь, когда я продолжу. И я продолжил.
— А саксы ведь действительно верят во всю эту чушь. И про монастырь верят, и про борьбу за свободу саксов. Серьезно! Увидеть в разбойнике и убийце освободителя — это насколько тупоголовым нужно быть?! Конечно, они и в сына Хереварда поверили. Хоть бы на пальцах посчитали, идиоты. Чертов Херевард лет сто назад помер — так
