Книга Волчья любовь - Ульяна Соболева

упала на мою красную. Раздалось шипение и на том месте, где наша кровь, смешиваясь растеклась по гнилому шраму на лице Вахида все начало затягиваться. Роксана посмотрела на меня и без колебаний вспорола вену. Теперь наша кровь капала прямо в открытый рот Вахида. Он дергался, захлебывался из его рта шел пар и пузыри пены.

Глава 9

Тьма тянулась по земле, словно чёрные шнуры, соединяющие каждого из нас в этом загадочном обряде. Вахид лежал и не двигался его лицо было покрыто слоем бледного света луны, будто старинный фресковый портрет, вновь обретающий свою первозданную красоту. Я любовалась им и в тоже время ужасалась тому насколько неестественно прекрасно его лицо когда он почти мертв…Я бы отдала свою жизнь за то, чтобы увидеть его живым. Пусть ненавидит меня, презирает, пусть продолжает считать меня предательницей, только пусть дышит со мной одним воздухом.

Моя кровь и кровь Роксаны соединились, как реки, встречающиеся в объятиях моря, и раны на теле Вахида стали постепенно затягиваться. Каждая капля, словно магия, проходила через волокна времени, проникая в его сущность. Я никогда не видела ничего подобного. Темные края жутких развороченных дыр срастались, сближались и на глазах превращались в полосы, блекли и исчезали. По щеке Вахида стекала тонкая струйка нашей с Роксаной крови. Я зажала свое запястье, но Роксана взяла мою руку и лизнула рану языком как зверь. От неожиданности я вздрогнула, но кровь свернулась, рана задымилась и начала пропадать. От нее не осталось и следа.

Вокруг Вахида мерцали зажженные свечи и как тени стояли банахиры, склонив головы и сложив руки за спиной. Они отдавали честь своему императору. Никто не знал встанет он или нет и все замерли ожидая, что вдруг прямо сейчас появятся те, кто должны забрать его в иной мир.

Луна снова вышла из-за туч и ее серебристый свет проливался на всю поляну, искрился в снегу. Этот свет, родившийся из тьмы, словно заклинание, исцелял тело Вахида. Мой взгляд не мог оторваться от этого чуда, ибо в каждом движении, в каждом мерцании, зрела невообразимая сила. Над самим Вахидом чернели крупинки, как будто пыль, которая поднималась из его тела все выше и выше и растворялась в воздухе. Словно что-то страшное покидало его тело, поднималось вверх, бесновалось, металось, но вскоре все же исчезло.

Роксана пронзительно вскрикнула, когда звук сердца ее сына пробился сквозь тишину ночи. Мне показалось, что я его услышала потому что мое вдруг дернулось и заметалось в груди, начало бешено биться о грудную клетку причиняя радостную боль.

Архбаа прижала руку к его груди и вскинула голову, по ее щекам потекли слезы. Я впервые видела, как эта женщина плачет. Никогда не думала, что Роксана может плакать из-за сына, никогда не думала, что она вообще способна на эмоции.

– Оно бьется…Лана! Его сердце бьется! Сердце моего волка!

Это биение нарастает, оно пока еще тихое, но я слышу как оно стучит. Мой сын возвращается! Мой сын жив! Жив!

Она схватила меня за руку и крепко сжала и я в ответ переплела свои пальцы с ее пальцами. Очень хотелось закричать, но я онемела в ожидании, онемела в предвкушении и неверии, что получилось.

– Вахид, – шептала архбаа, ее голос был низким, нежным я никогда его таким не слышала, она ворковала над своим ребенком и я, как мать, понимала ее. Неважно сколько лет твоему сыну – он всегда для тебя ребенок. "Мой мальчик…ты живой…живой"

Я словно чувствовала, как их сила воссоединения течет сквозь и мои вены, словно вода в реке, медленно, но неотвратимо. Я воскресаю вместе с ним. Я восстаю из пепла. Я готова вытерпеть все что угодно лишь бы он был жив. Всхлипнула, когда веки Вахида дрогнули и он, моргнув, приоткрыл их. Мои щеки тоже были мокрыми, и я видела все в ряби соленого хрусталя. Мне хотелось броситься к ним, встать перед Вахидом на колени, но я не посмела.

"Мама," прошептал Вахид, его голос был слаб, но от его звука у меня по коже побежали мурашки. Роксана опустилась рядом с ним, ее руки нежно касались его лица.

– Ты вернулся ко мне, мой сын, мой волк, мой мальчик, я молилась о тебе Геле, старинному Богу из легенд. Волчьему Богу. – сказала она, ее голос звучал так тихо, так воркующе, я не думала, что Роксана так сильно умеет любить. – Ты – мой сын, ты мое сердце, мое продолжение, мой смысл. Все что осталось у меня от твоего отца. Как же ты похож на него.

Ночь, как немой свидетель, окружила нас, и в этот момент звучало не только биение сердца Вахида, но и внутренний пульс всего этого волшебства. Мне не верилось, что у нас получилось, мне не верилось, что кошмар отступил, что нет больше вони гниения и черного крыла смерти, которая кружила рядом и я ощущала ее мерзкое присутствие и покрывалась марашками адского ужаса от мысли, что он больше не откроет глаза. Как же мне хотелось, что бы Вахид почувствовал и меня…ощутил мое присутствие.

«Посмотри на меня… я тоже здесь» мысленно взмолилась и замерла, чувствуя, как немеет все мое тело.

Вахид перевел свой взгляд словно ища кого-то, и в тот момент наши глаза встретились. Огненная дымка безумного волнения окутала меня, словно едкий алый туман на реке в преддверии непредсказуемой дикой бури. Меня всю трясло…мне было невероятно страшно смотреть ему в глаза после всего что случилось между нами. Как же страшно снова увидеть ненависть в его глазах и утонуть в ней, умереть и захлебнуться в отчаянии.

Его взгляд скользил по моему лицу, медленно, рассматривая, отыскивая, ощупывая. Я чувствовала его взор, как невидимую руку, касающуюся моего сердца и заставляющую его замереть. Эти мгновения казались вечностью. Я смотрела на него так жадно, так алчно, словно пожирала весь его облик и не могла насытиться. Пересохшая, исстрадавшаяся по нему, совершенно сошедшая с ума от любви к своему зверю.

– Поднимите меня! – хрипло приказал Вахид – Немедленно!

– Сын! Не надо…еще немного отдохни. Тебя перенесут в машину и мы поедем домой, надо окрепнуть, надо позвать врачей, Арамада, чтобы он проверил тебя. Старик все еще жив…он так же искусен как и раньше. Он будет счастлив увидеть тебя, Вахид.

– Я сказал – поднимите!

Банахиры, словно темные призраки, подчинились приказу своего императора. Они подняли его, и он шатался, будто тень, что только что возвратилась