я была уверена, что он просто зануда. Но спустя полчаса брождения по залам, поняла, что у Давида очень хороший вкус и есть опыт в выборе обоев. Я же, лишенная и первого и второго, почему-то разозлилась на него. Конечно, он весь такой правильный, умный, идеальный, не чета мне — разбирающейся в ремонте, как свинья в апельсинах.
— Ладно, Давид, темный для спальни — плохо, в полоску — плохо, красный — плохо, — эмоционально выговариваю, готовая развернуться и уйти отсюда. — Может тогда просто оставить стены как есть? Пусть будут белыми! Белый — хорошо для спальни?
— Асья, прости, я не хотел тебя обидеть. Если хочешь, я буду отныне молчать. Или могу выйти и подождать тебя в машине, — Давид старается говорить ровно, но чувствуется в голосе какая-то растерянность и сожаление, что ли…
— Нет уж, — снова вредничаю. — Теперь давай ты выбирай, раз такой знаток!
Демонстративно складываю руки на груди и смотрю на парня с вызовом. Но он, на удивление, не ведется на провокацию, а просто молча идет по рядам в одном ему известном направлении, словно точно знает, что ему нужно.
— Вот, думаю, нужно что-то из этого раздела. Цвета неброские, рисунок спокойный и ненавязчивый. Антонина Михайловна, думаю, оценит.
Бабушка! Ну конечно! Я же должна была в первую очередь беспокоиться о её комфорте. Мне становится стыдно от того, что посторонний человек оказался намного предупредительнее в этом вопросе и, в отличие от меня, подумал о хозяйке квартиры.
— Это просто немыслимо! — заменяя слово «капец», которое так и рвалось с языка, восклицаю я. — Этот отдел, оказывается, так и называется «Обои для спальни». Смотри: тут же черным по белому написано! — Давид снисходительно улыбается — он, похоже, всегда видел эту вывеску. — Огромными буквами… А я, как дура, пыталась изобрести велосипед.
— Кстати, о велосипеде! — парень достает нужное количество рулонов и складывает их в тележку. — Не хочешь сегодня обновить свой транспорт? Я как раз забрал моего двухколесного коня с ремонта. Да и погода вроде бы неплохая — последние теплые деньки остались перед морозами.
— Хм, — раздумываю над его словами. А почему бы и нет? — Ну, давай. Только сначала нужно стены прогрунтовать, чтобы завтра обои клеить, — говорю, когда мы уже стоим у кассы.
— Девушка, извините, что вмешиваюсь, — вдруг обращается к нам кассир. — Обои, которые вы выбрали, не требуют предварительного покрытия стен грунтовкой.
Ну что за люди! Подслушивают чужие разговоры.
— Ну ладно тогда. Значит сегодня будем вспоминать, как крутить педали, — улыбаюсь Давиду и получаю в ответ полную взаимность.
20
Когда я говорила, что нужно будет вспомнить, как крутить педали, я вовсе не шутила. Вернее, я очень надеялась, что это я так шучу, а на деле выйдет само собой — типа: раз научился ездить, то обратно уже не разучишься.
— Асья, крути педали и рулить не забывай, — кричит запыхавшийся Давид, который держит меня вместе с велосипедом, когда я пытаюсь ехать на нем. Не на Давиде, конечно. Ну, в общем, вы поняли.
— Да я стараюсь, — кричу в ответ и почему-то тоже голосом загнанной лошадки, хотя бежит за великом парень, а я лишь нажимаю на педали. — Давиииид…
Переднее колесо съезжает с асфальтированной части аллейки, которую мы выбрали в качестве полигона, и велосипед стремительно накренивается на один бок. Что происходит дальше я понять не успеваю, но приготовившись встретиться лицом с землёй-матушкой, зажмуриваюсь перед неизбежным. Приземляюсь я, на удивление, мягко. Открываю глаза и понимаю, что лежу на… Давиде.
Как это вышло, я понять не успеваю, потому что неловкость и смущение нахлынули неожиданной волной, и, кажется, заставили щеки покраснеть.
Смотрю на парня несколько секунд, пытаясь понять, как себя вести и что сказать или сделать в подобном положении, но Давид спасает ситуацию. Он вдруг разражается смехом. Вся неловкость пропадает в миг, и вот я уже хохоча вместе с ним поднимаюсь на ноги.
Ещё с час мы просто гуляем, ведя велосипеды за руль, лишь изредка предпринимая попытки научить меня ехать самостоятельно. Усевшись на скамью в небольшом парке в нашем районе, продолжаем беседу, которая захватила настолько, что мы не замечаем, как день спешно перешел в вечер. Это совсем не удивительно для середины октября, но когда над нами вдруг загорается фонарь, освещая пространство вокруг теплым желтым светом, то мы, резко очнувшись, понимаем, что засиделись и пора завершать прогулку.
— Давай еще разок я попробую, — говорю Давиду, когда мы поднимаемся, чтобы идти к дому. — Обидно будет, если я так и не смогу сегодня прокатиться.
Давид соглашается и, оставив свой велосипед у ближайшего дерева, снова занимает позицию около меня.
Многочисленные попытки не прошли даром, и я наконец ловлю то самое равновесие, которое так долго от меня ускользало. Я еду. Я ЕДУ!!!
Хочу сказать об этом Давиду и даже поворачиваюсь, чтобы увидеть его одобрительный взгляд, но в этот момент что-то пошло не так. И, как назло, это происходит именно тогда, когда крепкие руки отпускают седушку, за которую они держались. Как оказалось, не «держались», а «держали»…
Второе падение пошло по другому сценарию. Давида подо мной не оказалось…
— Асья! Асья! Прости! Ты ударилась? Что болит? — мой мир, перевернувшийся в одно мгновение, не сразу различает склонившееся надо мной лицо кавказской национальности. Сфокусировав взгляд, вижу огромную тревогу, трепет и вину в огромных черных глазах. Какие же они всё-таки красивущие!
— Ты что, не слышишь меня? Господи, у неё сотрясение! — Давид исступленно мечется взглядом по моему лицу и к уже имеющимся чувствам начинает примешиваться паника. Это уже слишком!
— Давид, всё хорошо! — я стараюсь улыбнуться, выходит немного криво, но вовсе не потому что мне больно. Я зависла, рассматривая его лицо, а когда поймала сама себя за этим делом, то стало неловко и стыдно. — Я не ударилась, тут листьев целая гора.
Поднимаюсь на ноги, радуясь, что ничего не болит, и тут же понимаю, что в моем виде теперь можно легко играть лешего на новогодних утренниках, ну, или пугать мной непослушных малышей — я вылитая бабайка! Листья облепили меня так, будто бы я, прежде чем свалиться в них, предварительно вывалялась в меду. Давид стал отряхивать меня, а я не могла и вздохнуть — прикосновения даже через одежду ощущались слишком чувствительно. А когда парень закончил убирать листву с моей спины и обошел меня спереди, то его лицо неожиданно оказалось совсем близко к моему…
Не дышать оказалось очень сложно, но еще труднее — сделать вдох, когда
