Год назад они не сработались. Однако её тень до сих пор блуждала где-то рядом с его авторитетом. Ничего не поделаешь, его сотрудники работали с Александрой дольше и доверяли ей больше, чем ему. Но Владимир Андреевич отступать не собирался. В конце концов, Селивёрстова страдала буквально манией к распутыванию криминальных путаниц и была эмоционально неустойчива, а он всегда, в любой ситуации сохранял разум и уравновешенность, воспринимая работу работой, а не игрой.
Ареев Марк Давидович ему не понравился. Он не походил на звезду экрана, как предположила Лиза, увидев снимок, но при этом вёл себя столь же дерзко. Подобное поведение казалось безрассудством. И хотя тот не был похож и на убийцу, Ареев вызывал в Рукавице антипатию, что было недопустимо. Непрофессионально.
Подозреваемый путался в показаниях, но при этом не сообщал ничего конкретного, много повторялся и нервно бегал взглядом по стене, будто пытался найти ответы там. Те не находились.
Его поведение выдавало сильнейшее волнение, граничащее с паникой. Грубость, вероятно, выступала защитным механизмом. Причин такому поведению могло быть множество, и Рукавица собирался выяснить их все.
– Повторим ещё раз, Марк Давидович, не упуская деталей.
– Я знаю, как вы любите закрывать дела любой ценой. Со мной этот трюк не сработает. Повторяю, я ходил на квартиру Васильевой за собственной зажигалкой!
– Которую оставили в ящике стола убитой. Или в шкафу? А, может, на антресоли? Вы искали повсюду: наверно, крайне ценная зажигалка.
– Да! Мне её подарили! Я ей дорожу!
– Так сильно, что, потеряв одну, сразу приобрели другую? – Рукавица кивком головы указал на карман рубашки. Из него аккуратным синим прямоугольником торчал предмет спора.
– Что вам надо, б..ть?
– Правду, Ареев. Расскажите, почему вы убили Васильеву и за чем явились после.
Спокойный тон следователя бесил Марка.
– Я не убивал её! – заорал он, треснул коленом по внутренней части стола. Скривился.
– Возможно, – согласился Рукавица. – Но между вами что-то было. Расскажите.
– Не было у нас отношений!
– Я не говорил про отношения. Быть может, у вас была общая тайна? Секрет от Римской Снежаны?
– Не трогайте Снежинку! – В глазах мелькнул страх. – Хотите посадить меня, сажайте. Вам всё равно насрать на правду!
– Я пока правды не услышал.
– Я её не убивал… – повторил уже спокойнее. – Вот правда.
– Допустим. Объясните тогда, что вы делали в квартире?
– Искал зажигалку, – устало произнёс Марк.
– Хорошо. Я отлучусь ненадолго, а вы отдохните и обдумайте сложившиеся обстоятельства, – притворно добрым тоном предложил Рукавица. – Никто на вас давить не собирается. Я не зверь. – Улыбнулся и вышел.
Марка перекосило. Он понимал: попал по-крупному.
Владимир Андреевич встал перед зеркалом и принялся наблюдать за подозреваемым. Оставшись один, тот упал головой на стол, а затем, уставился в стену, повторяя одно и тоже:
– Чёрт, чёрт, чёрт!
Рукавица прочёл по губам.
Зачем Ареев явился в квартиру убитой? Явно не для того, чтобы занавесить зеркала или взять что-то в больницу для Васильевой старшей. Гольцев спрятался за диваном, когда услышал поворот замка и некоторое время следил за вошедшим. Ареев рыскал по квартире и судорожно шептал: – Мне крышка. Это конец. Я убийца.
Что имел ввиду? Вряд ли образность выражения. Тогда остаётся одно: это было признание. Недоказанное, со слов Гольцева, но оно.
Рукавица подождал пять минут. За это время подозреваемый весь извёлся, а на телефон следователя поступила нужная информация. С лёгкой ухмылкой Рукавица вернулся в допросную.
***
Марк ощущал себя загнанным. Но не зверем – чудовищем. Следователь делал всё возможное, чтобы он себя именно так и чувствовал. Марк не решался сказать правду. Удар женщины – это шаг к признанию в глазах самодовольного следака. Таких, как Рукавица, он знал: люди, чьей целью было доказать свою правоту любыми способами. Их не волновала вина и тем более правда. Важность имело одно – собственное эго.
Марк ненавидел мусоров, а подобных следователю, и вовсе презирал.
Проработав достаточно долго дежурным в одном из Следственных комитетов, он наслышался всякого. Но слухи – это ещё пустяки. А те картины, что разворачивались на его глазах действительно потрясали.
С детства он стремился к справедливости, но стать полицейским не вышло. В выборе ошибся. С ответственностью не справился. Пошёл работать дежурным. И всё шло неплохо. Но потом он увидел жену с другим мужчиной и как с цепи сорвался. Тот день навсегда окрасился кровью и не только для него.
О намечающемся увольнении узнал первым. Прощаясь с работой, не такой уж любимой, но прикипевшей к сердцу, раздумывал, как исправить ситуацию. Как вернуться.
Довольно скоро понял – бессмысленно. Он сам не сможет. Инцидент видели коллеги. Тогда Марк решил полностью сменить вектор направления. Стал офисным сотрудником – помог бывший одногруппник. А через пару лет Марк повстречал Снежану. Думал, жизнь наладилась, но потом Снежинка познакомила его с Витой.
С Ангелиной…
Снова проблемы. И всё из-за внешности. Ангелина, словно, помешалась на нём.
Ирония судьбы заключалась в том, что сам Марк никогда не считал себя красивым.
***
– Продолжим? – следователь вошёл в комнату и смотрел на него с любопытством.
Марк был сам себе неприятен. Мало того, что слабый, способный поднять руку на женщину, так ещё и трусливый. Но ведь он боялся рассказывать правду из-за Снежинки! Как она без него? Справится ли? Не бросится в бездну, столь манящую её израненное сердце и раздавленную душу?
За полгода он дважды удерживал Снежинку от безумства: после смерти тётки, и когда из тюрьмы позвонил бывший муж.
Она была напугана до смерти.
– Ареев, вы думаете о Васильевой?
Мутным взглядом посмотрел на следователя. Внутренне сжался. Сдался.
– Нет. О Снежане.
– О Римской?
Кивнул.
– Я не хочу, чтобы она страдала.
– Тогда расскажите о событиях. Только честно.
Марк молчал.
– Ради Снежаны, Ареев. Или сразу поговорим о флешке?
– К-какой флешке?
Рукавица позволил задержанному хорошенько напугаться. Молчание угнетало, будоражило. Выбивало из колеи. Он знал это. И не ошибся.
– К чёрту! Если вам надо, паскудам, вы всё равно ведь меня посадите… Я расскажу, только… не говорите Снежане про видео.
Парень сдался. Рукавица ликовал. На грубость не отреагировал. За время службы научился пропускать мимо ушей оскорбления и чушь вроде этой.