попыталась сглотнуть страх, который застрял комом у меня в горле, но я, кажется, не могла уже даже дышать. Я боялась, что могу превратиться в камень, если не сдвинусь с места.
Поэтому я обернулась и посмотрела.
В шести метрах от меня стояло самое страшное и грозное существо, которое я когда-либо видела.
Она была высокой. Может быть, такой же высокой, как Мор. Два метра? Два с половиной? На ней были длинные чёрные одежды с V-образным вырезом до самого пупка, а на плечах и локтях железные доспехи. Из её спины росли гигантские крылья, с помощью которых она могла летать, хотя они казались для этого слишком тонкими и потрепанными. Они были чёрного цвета, но довольно прозрачными.
У неё была бледная кожа зеленовато-серого оттенка, а её груди были большими и высокими, так что декольте у неё было впечатляющим. У неё также как будто была чешуя в некоторых местах. Её шея была длинной, а лицо не хуже, чем у Анджелины Джоли: острые как бритвы скулы, которыми можно было резать стекло, полные губы и ярко-зелёные глаза, которые смотрели на меня со злобой. Её брови представляли собой тёмный костяной нарост, а волос на голове вообще не было — вместо этого прямо из её черепа росли шесть пар чёрных бараньих рогов.
Если бы моё тело не было так сильно обезвожено, я бы обмочилась.
И она была не одна. Рядом с ней, стоя на коленях в снегу, был Расмус.
На шею Расмуса был надет железный ошейник, который мало чем отличался от того ошейника, который использовал на мне Мор. Руки Расмуса сжимали металл, а сам он смотрел на меня своими прежними голубыми глазами, которые теперь не принадлежали демону.
Демону, которым, очевидно, была именно Лоухи. Если она смогла залезть в голову Расмусу, была вероятность, что она могла сделать то же самое и со мной.
— Знаешь, я столько о тебе слышала, Ханна, — сказала Лоухи, изогнув губы в улыбке и посмотрев на меня. — О том, какая ты самоотверженная. Откровенно говоря, я не поверила, что ты согласишься пройти через всё это дерьмо, чтобы добраться до своего отца и что ты займёшь его место на Сумеречной окраине, но затем именно это ты и сделала. А теперь я видела, как ты повела себя здесь. Ты почти рискнула своей жизнью, чтобы спасти того единорога. Но это не говорит о том, что ты хорошая или самоотверженная. Это говорит о том, что ты просто тупица.
— Что ты сделала с Расмусом? — спросила её я, удивившись тому, что я вообще нашла в себе силы заговорить.
Она вызывала у меня такой страх, что я с трудом могла нормально функционировать.
— Ты ведь знаешь, что он твой сын?
Она рассмеялась, запрокинув голову. Этот смех был похож на гогот. Ну, конечно же, это должен был быть именно гогот.
— О. Ты, и правда, тупая. Думаешь, я не узнала бы своего собственного сына? Это ты не смогла догадаться, что он твой брат.
Я моргнула и застыла на месте.
— Откуда ты это знаешь?
Она приподняла свой острый как бритва подбородок.
— Думаешь, сеть вашей подружки-гриба такая закрытая? Этот гриб расползся по всей земле. Чтобы подключиться к её сети, не требуется много магии. А вдруг это именно я заложила в её голову идею о том, чтобы вы направились в ту сторону?
Я сжала челюсти, и бросила на Расмуса полный разочарования взгляд. Судя по тому, как он выглядел, слабым и напуганным, на фоне своей матери, я поняла, что он почувствовал мой взгляд. Сомневаюсь, что он знал о том, что бесформенная женщина завела нас в ловушку.
Но, чёрт побери. Может быть, он в некотором роде знал об этом?
— Подумать только, ты собиралась стать следующей Богиней смерти, — сказала она и начала медленно прохаживаться туда-сюда.
Её черные одежды заскользили по снегу, точно блестящая смола, а бледные глаза прошлись по мне. Она снова засмеялась.
— Какая же ты худосочная и маленькая.
Я ощетинилась, удивившись своей реакции. Все свои подростковые годы я считала калории и занималась спортом, чтобы быть «худосочной и маленькой», но мой рост и тело не позволяли мне этого достичь. И вот теперь, когда я приняла себя такой, какой есть, высокой и сильной, я восприняла её слова как оскорбление.
— Я не маленькая и не худосочная, — огрызнулась я.
— Хм-м-м. А сколько в тебе бравады, — сказала она, посмотрев на меня сверху вниз. — Ты явно не дала бы Туони заскучать. Ты должна быть благодарна за то, что Расмус оказал нам всем эту услугу и вовремя забрал тебя оттуда.
У меня отвисла челюсть, когда я посмотрела на Расмуса.
— Так вот в чём всё было дело? Ты обманул меня!
Расмус яростно замотал головой.
— Нет! — запротестовал он, и его голубые глаза сверкнули. — Я этого не делал, клянусь!
— Ой, заткнись, — сказала Лоухи, а затем резко дернула за поводок, чуть не переломив Расмусу шею.
Он взвизгнул от боли и упал в снег, схватившись руками за ошейник и принявшись хватать ртом воздух.
— Вообще-то это моя вина, — продолжила она, вздохнув, и не обращая никакого внимания на своего сына. — Мне следовало появиться в его жизни раньше. Я ждала тридцать лет, чтобы понять, кем он станет. Ещё немного и было бы невозможно исправить то, что с ним сделали.
Она пронзила меня своим взглядом.
— Что сделал с ним твой отец. Он сделал его слабым.
Мне очень не понравилось, что она упомянула моего отца. Я почувствовала дикое желание его защитить.
— Не смей так о нем говорить. Мой отец… наш отец… сделал из Расмуса хорошего человека, могущественного шамана.
Ну ладно, учитывая, что я не особенно доверяла Расмусу и не очень хорошо его знала, я несла сейчас полнейшую ахинею. Но всё же мой отец обучал его, и он очевидно в него верил. У Расмуса было достаточно силы, чтобы создать бурю и атаковать Сумеречную окраину, что было нелегко сделать, иначе все шаманы могли бы это повторить. И хотя я не знала, какими на самом деле были их отношения, Расмус дорожил моим отцом в достаточной степени, чтобы отправиться за ним в Туонелу… даже несмотря на то, что он принёс меня в жертву.
— Хороший человек? — повторила Лоухи, скривив верхнюю губу.
Боже, она была одновременно уродливой и красивой.
— Какое это вообще имеет значение? «Хороший человек» это ни о чём. Ты вообще знаешь, как легко испортить «хорошего человека»? Развратить его? Достаточно одной секунды, чтобы он перешёл грань.
