услышав.
«Черти! ведь мостик и речка были они! Догадаться
Можно бы вам, дуралеям! Назад! Чтоб был непременно
Здесь он!..» Опять помчалась погоня… «Мне слышится топот», —
Шепчет опять Ивану царевичу Марья царевна.
Слез он с седла и, припавши ухом к земле, говорит ей:
«Скачут, и близко». И в ту же минуту Марья царевна
Вместе с Иваном царевичем, с ними и конь их — дремучим
Сделались лесом; в лесу том дорожек, тропинок числа нет;
По лесу ж, кажется, конь с двумя седоками несётся.
Вот по свежему следу гонцы примчалися к лесу;
Видят в лесу скакунов и пустились вдогонку за ними.
Лес же раскинулся вплоть до входа в Кощеево царство.
Мчатся гонцы, а конь перед ними скачет да скачет;
Кажется, близко; ну только б схватить; ан нет, не даётся.
Глядь! очутились они у входа в Кощеево царство,
В самом том месте, откуда пустились в погоню; и скрылось
Всё: ни коня, ни дремучего лесу. С пустыми руками
Снова явились к Кощею они. Как цепная собака,
Начал метаться Кощей. «Вот я ж его, плута! Коня мне!
Сам поеду, увидим мы, как от меня отверти́тся!»
Снова Ивану царевичу Марья царевна тихонько
Шепчет: «Мне слышится топот»; и снова он ей отвечает:
«Скачут, и близко», — «Беда нам! Ведь это Кощеи, мои родитель
Сам; но у первой церкви граница его государства,
Далее ж церкви скакать он никак не посмеет. Подай мне
Крест твой с мощами». Послушавшись Марьи царевны, снимает
С шеи свой крест золотой Иван царевич и в руки
Ей подаёт, и в минуту она обратилася в церковь,
Он в монаха, а конь в колокольню — и в ту же минуту
С свитою к церкви Кощей прискакал. «Не видал ли проезжих,
Старец честной?» — он спросил у монаха. «Сейчас проезжали
Здесь Иван царевич с Марьей царевной; входили
В церковь они — святым помолились да мне приказали
Свечку поставить за здравье твоё и тебе поклониться,
Если ко мне ты заедешь». — «Чтоб шею сломить им, проклятым!» —
Крикнул Кощей и, коня повернув, как безумный, помчался
С свитой назад, а примчавшись домой, пересек беспощадно
Всех до единого слуг. Иван же царевич с своею
Марьей царевной поехали дале, уже не бояся
Боле погони. Вон они едут шажком; уж склонялось
Солнце к закату, и вдруг в вечерних лучах перед ними
Город прекрасный. Ивану царевичу смерть захотелось
В этот город заехать. «Иван царевич. — сказала
Марья царевна, — не езди; недаром вещее сердце
Ноет во мне: беда приключится». — «Чего ты боишься,
Марья царевна? Заедем туда на минуту; посмотрим
Город, потом и назад». — «Заехать нетрудно, да трудно
Выехать будет. Но быть так! Ступай, а я здесь останусь
Белым камнем лежать у дороги; смотри же, мой милый,
Будь осторожен: царь, и царица, и дочь их царевна
Выдут навстречу тебе, и с ними прекрасный младенец
Будет; младенца того не целуй: поцелуешь — забудешь
Тотчас меня; тогда и я не останусь на свете,
С горя умру, и умру от тебя. Вот здесь у дороги
Буду тебя дожидаться я три дни; когда же на третий
День не придёшь… но прости, поезжай». И в город поехал,
С нею простяся, Иван царевич один. У дороги
Белым камнем осталася Марья царевна. Проходит
День, проходит другой, напоследок проходит и третий —
Нет Ивана царевича. Бедная Марья царевна!
Он не исполнил её наставленья: в городе вышли
Встретить его и царь, и царица, и дочь их царевна;
Выбежал с ними прекрасный младенец, мальчик-кудряшка,
Живчик, глазёнки как ясные звёзды; и бросился прямо
В руки Ивану царевичу; он же его красотою
Так был пленён, что, ум потерявши, в горячие щёки
Начал его целовать; и в эту минуту затмилась
Память его, и он позабыл о Марье царевне.
Горе взяло её. «Ты покинул меня, так и жить мне
Незачем боле». И в то же мгновенье из белого камня
Марья царевна в лазоревый цвет полевой превратилась.
«Здесь у дороги останусь, авось мимоходом затопчет
Кто-нибудь в землю меня», — сказала она, и росинки
Слёз на листках голубых заблистали. Дорогой в то время
Шёл старик; он цветок голубой у дороги увидел;
Нежной его красотою пленясь, осторожно он вырыл
С корнем его, и в избушку свою перенёс, и в корытце
Там посадил, и полил водой, и за милым цветочком
Начал ухаживать. Что же случилось? С той самой минуты
Всё не по-старому стало в избушке; чудесное что-то
Начало деяться в ней: проснётся старик — а в избушке
Всё уж как надобно прибрано; нет нигде ни пылинки.
В полдень придёт он домой — а обед уж состряпан и чистой
Скатертью стол уж накрыт: садися и ешь на здоровье.
Он дивился, не знал, что подумать; ему напоследок
Стало и страшно, и он у одной ворожейки-старушки
Начал совета просить, что делать, «А вот что ты сделай, —
Так отвечала ему ворожейка, — встань ты до первой
Ранней зари, пока петухи не пропели, и в оба
Глаза гляди: что начнёт в избушке твоей шевелиться,
То ты вот этим платком и накрой. Что будет, увидишь».
Целую ночь напролёт старик пролежал на постеле[23],
Глаз не смыкая. Заря занялася,
