комнатки, где мы и жили».
Из подробностей жизни в Казани Сергей Петрович запомнил забавный эпизод с «моментальным» фотографированием, когда субъекту сразу после съемки, со словами: «А твою мы положим сюда завтра», предлагали выбрать похожую на него фотографию из нескольких сотен, наваленных на подносе. Сережа сразу согласился, выбрал «свое» фото и остался вполне удовлетворен.
Летом 1942 и 1943 годов, выполняя необходимую трудовую повинность, Сергей устраивается в экспедиции, выезжающие в район «Второго Баку», в Чистополь, на разведку нефти. Это были сложные экспедиции, требовавшие и выносливости, и терпения, и упорства. Напомним, что было ему в то время 14–15 лет.
Письма Сергея родителям полны энтузиазма и молодого задора: «…мы живем неплохо, если не считать плохое питание и жилищные условия: в комнате 5×5 метров 7 человек + много клопов» (из письма родителям от 30 июня 1942 года); «…Все чистопольские геологи были взбудоражены открытием нефти в Шугурово… Вообще это открытие превзошло самые оптимистические ожидания геологов. Скоро на месте деревни будет большой промысел с десятками вышек, рабочим поселком, железной дорогой, электростанцией и нефтеперегонным заводом. Уже собираются все это устраивать, а в первую очередь — разбуривать месторождение для экспедиции. Вообще это очень отрадно, что такая большая работа увенчалась столь блестящим успехом» (из письма родителям от 24 августа 1943 года).
Сергей Петрович всю жизнь гордился участием в тех непростых экспедициях. Во всех его личных листках, анкетах и автобиографиях первыми строками, отражавшими вступление на трудовой путь, были:
«Лето 1942 — рабочий Волжско-Камской комплексной экспедиции, г. Чистополь;
лето 1943 — оператор Волжско-Камской комплексной экспедиции».
Несмотря на лишения военного времени, Сережа напряженно учится заочно, вовремя сдавая все задания, и за два года оканчивает четыре класса.
В феврале — марте 1943 года он упорно посещает занятия ньютоновской сессии, посвященной трехсотлетию со дня рождения великого английского ученого Исаака Ньютона. Юбилей мыслителя, представителя страны-союзницы — Великобритании, широко отмечался в воюющей России.
Ольга Александровна Стецкая, заместитель П. Л. Капицы на должности директора Института физических проблем, была достойной женщиной, прошедшей большую жизненную школу. 26 февраля 1943 года она писала из Казани Анне Алексеевне, уже вернувшейся к этому времени с мужем в Москву: «Он удивительно серьезен и работоспособен. Он, например, самый аккуратный посетитель ньютоновской сессии. Так странно, среди такой почтенной аудитории видеть серьезное детское личико, которое с неослабным вниманием слушает все доклады. Хотя некоторые доклады ему нравятся больше, другие меньше. Это не бойкость молодого человека, который чувствует, что ему, сыну крупного ученого, доступно всё. Нет, это настоящий интерес. Поэтому он сидит скромненько, в последних рядах, немного нахмуренный, с опущенной от смущения головой. Мне кажется, что единственная опасность, которая может быть у него, это «головокружение от успехов». Пока этого у него нет. Я поэтому не сразу разрешила ему делать в мастерской детали для его телескопа. Сказала, что сначала он должен сдать все контрольные работы за 9-й класс…»
Дед — Алексей Николаевич Крылов — жил также в Казани, но на другом конце города, на улице Волкова, у озера Кабан, и в конце 1941-го— начале 1942 года писал свои мемуары, выдержавшие впоследствии более десяти изданий. Порой он приходил к дочери, зятю и внукам и читал вслух только что написанное. Интересно, что еще до войны, 1 июня 1941 года, он был назначен председателем юбилейной комиссии по ознаменованию упомянутого выше трехсотлетия со дня рождения Исаака Ньютона.
«Часто не было электричества, только маленькие коптилки, при тусклом свете которых он, похожий на библейского старца, читал глуховатым голосом замечательную историю своей жизни, а мы сидели у его ног. Это было необычайно… Особенно врезались мне в память рассказы о его детстве», — вспоминал позднее Сергей Петрович зиму 1941/42 года.
«Всю книгу он написал за три месяца. Рукопись до сих пор хранится у моего брата, написанная поразительным четким почерком. Прямо с этой рукописи, минуя машинописную копию, она и набиралась тогда, в сорок третьем году в типографии Академии наук. Эти воспоминания — классический образец русской мемуарной литературы. Она написана очень ярко, образно и живо. Жизнь деда была поразительной, он достиг высочайших военных и академических должностей в царской России, был главным идеологом при создании русского флота после поражения в Русско-японской войне. Вскоре после революции ему предложили возглавить Морскую академию и воспитывать следующее поколение уже советских офицеров. Его ученики составили славу нашего Военно-морского флота, сыгравшего такую важную роль во время Второй мировой войны. Недаром осенью сорок пятого года его хоронили по всем военно-морским обычаям, и на лафете провезли через весь Ленинград от Академии наук к Волкову кладбищу. Я был там и хорошо это помню. А тогда, в Казани, темными военными вечерами, он приходил к нам и читал свои только что написанные очерки прошлого», — писал Сергей Петрович в своих мемуарах, названных так же, как и дедовские, «Мои воспоминания».
Надо сказать, что и на младшего Капицу — Андрея Петровича, будущего географа и члена-корреспондента АН СССР, чтение мемуаров дедом также произвело самое сильное впечатление: «В большой комнате, где стоял обеденный стол, у керосиновой лампы с большим бумажным конусом абажура я устраивался читать какую-нибудь книгу о путешествиях. Напротив, сидел дед и старательно писал что-то карандашом в большой общей тетради. Рядом за столом сидела его жена Надежда Константиновна с чтением.
Однажды вечером дед отложил карандаш и сказал: «Вот, послушайте, что я написал».
И он начал читать свои воспоминания. Надо сказать, что читал дед превосходно. Перед нами оживали страницы его детства, рассказы об отце, соседях… Мы долго молчали, будто завороженные, и не заметили, как пролетели два часа…
С тех пор прошло почти сорок лет, но я хорошо помню, как спешил из школы домой, чтобы поспеть к вечернему чтению о событиях, как мне тогда казалось, очень древних времен».
У А. П. Капицы хранилась и рукопись деда, издание которой 1979 года он предварил своей статьей «О книге «Мои воспоминания» А. Н. Крылова», где было также отмечено: «Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежат пять общих тетрадей в серых бумажных переплетах с надписью «А. Н. Крылов. Памятка моей жизни». В них 551 страница, исписанная убористым, почти каллиграфическим почерком. Написаны они были за 27 дней — с 20 августа по 15 сентября 1941 г. Причем все цифры, даты, фамилии дед, которому было тогда 78 лет, записал по памяти — дневников он не вел».
Глава третья
