– А вот я попытаю! – вдруг гаркнулЕгор, срываясь с места так резко, что Аннушка едва удержалась на ногах. –Поймаю и попытаю!
Зазевавшаяся Алена пришла в себя, когда Егорбыл уже почти рядом, и молча метнулась в сторону.
– Вижу! Вижу! Стой! – торжествующезавопил Егор, и Алена с досадой подумала, что надо было просто упасть в кусты иотлежаться, пока он не проскочит мимо, а теперь ее белая рубаха отчетливо виднав темноте, и жаркое дыхание почти на ее плечах, и ей нипочем не уйти от него,такого прыткого, быстроногого…
Только подумала – а он уже схватил ее за косу,развевающуюся за спиной, намотал на руку, притянул к себе.
Алена тихо ахнула от боли и злости, ноподчинилась: как бы косу не оторвал!
– Егорушка! – жалобно закричалаиздали Анна. – Где ты?
Егор чуть ослабил хватку, так что Алена смоглаоглянуться – и увидеть, как он помотал головой: молчи, мол!
– Нашел ведьму? – плаксиво окликнулаАнна. – Hашел, Егорушка?
– Нашел, нашел, – чуть слышнопрошептал тот, и Алена увидела, как блеснули его зубы: он улыбался. – Шел,нашел…
– Потерял, – докончила Алена всемизвестную отговорку от лешего и рванулась что было сил, рискуя половину волосоставить в руке Егора. Она не ошиблась: от неожиданности его пальцы разжались ивыпустили косу. Однако он тут же спохватился и ринулся за Аленой, да бегство ееокончилось, едва начавшись: она наступила на подол – и повалилась на землю.
Егор тут же споткнулся об нее и рухнул сверху.Алена слабо вскрикнула – и лицо Егора склонилось над ней с озабоченным и вразнасмешливым выражением:
– Что? Костыньки поломал?
– Егорушка-а! – не дал ей ответитьистошный вопль Анны. – Куда это ты запропал? Или тебя ведьма на Лысую горуунесла?
Алене с чего-то вдруг стало так смешно, что неудержалась – залилась мелким хохотом. А когда почувствовала, как сотрясается оттакого же хохота мужское тело, крепко придавившее ее к земле, – и вовсезашлась. Егор, силясь сдержать взрывы смеха, уткнулся лицом в Аленино плечо,выдыхал жарко, тяжело:
– Ой, не могу! Чего ж ты хохочешь-то?
– А ты? – задыхаясь, чуть не плача,спрашивала шепотом Алена. – А ты чего?
– Ну и ладно! – вдруг донесся до нихделовитый оклик Аннушки. – Ну и пусть… – И слышно стало, как онапобежала под берег, громко распевая:
Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болоты,
За гнилые за колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют —
Вам там и место!
«Куры не поют» почему-то было уж вовсеневмоготу смешно, однако ни у Алены, ни у Егора больше не было сил хохотать, иони просто лежали, с трудом переводя дыхание.
Успокоилась над ними, в вершинах деревьев,всполошившаяся было птица, и кузнечики примолкли, но беленькая кашка,склонившаяся к лицу Алены, пахла по-прежнему сладко-сладко, и видно было, кактрепещут звезды в прозрачной ночной выси.
Егор чуть приподнялся, с улыбкой вглядываясь вглаза Алены:
– Ты и правда ведьма?
– А тебе-то что? – ленивоусмехнулась она. – Какая твоя забота?
– Да я, вишь, ни разу с ведьмами нецеловался, – дернул он плечом, склоняясь еще ниже. – Пробовать боюсь.
– Боишься – так не целуйся, – собидой попыталась вывернуться Алена. – Я вот тоже с боязливыми никогда нецеловалась!
– Да ну?! – преувеличенно удивилсяЕгор, опираясь на локоть и придавая своему лицу выражение великоголюбопытства. – А с кем же ты целовалась, скажи на милость?
– Ну… – растерялась Алена, которой,правду сказать, этого в жизни своей еще не приводилось делать. – Сразными…
– С храбрецами-удальцами? – уточнилЕгор. – Э, да ты лихая девка, я погляжу! А что ты еще с нимиделала? – Словно невзначай он положил руку ей на грудь, и Алена замерла,ощутив, как взбугрился, ознобно встопорщился сосок. Заметил он? Нет? Как же незаметить, когда этот предательский бугорок уперся ему в самую ладонь!..
По счастию, Егор тотчас убрал руку, поправляячто-то у себя в одежде, и Алена быстро перевела дыхание. Только теперь онапоняла, в какую опасную игру заиграла с этим не в меру веселым парнем.Разрезвились, как дети, а поди знай, что у него на уме! Только оттого, что онсхож с воспоминанием детских лет, Алена держится с ним как подружка. Что онподумает о девке, вольно валяющейся с ним на лесной поляне под покровом ночи?Что уже подумал? Нет, надо скорее отделаться от наглеца. Пускай догоняет своюАннушку, ведь понятно же, что его просто раззадорила смелая незнакомка, асердце его принадлежит другой.
Она коснулась его груди, пытаясь оттолкнуть –и вздрогнула: под ладонью словно бы рваная борозда, которая прощупывается дажесквозь жесткий кумач.
– Ох, господи! – тихо вскрикнулаона. – Что ж это у тебя, Егорушка?!
Он ласково дунул ей в лоб, убираяразметавшиеся кудряшки:
– Ишь ты – Егорушка… Знаешь меня, что ль?А ты кто? Из какой деревни?
Алена поняла, что он намеренно уводитразговор.
– Зубы мне не заговаривай! – сказаласердито. – Рана у тебя там. Я помочь могу – я ведь лекарка! Шрам, что ли?
– Шрам давний, уж давно не болит. Медведькогтем царапнул. Хотел насквозь порвать, да господь уберег, послал ангела…Ничего, теперь уж не больно – давно не больно. И бабам не боязно, иным даженравится. Хошь поглядеть?
Словно бы иголочка кольнула Алену в сердце.Нет, это змейка ревность ужалила. Отчего-то нестерпимо было думать про всех, скем он так лежал, балагурил… потом уходил. Сейчас и от нее уйдет, и больше небудет этой тяжести, придавившей Алену к земле, – такой теплой, такойродной тяжести. И забудет о ней, и возьмет он другую за руку, поглядит ей вглаза так же долго, молчаливо, а потом вдруг скользнет губами по щеке и,вздохнув глубоко, словно решившись на что-то отчаянное, припадет к ее губамжадно, неутоленно…
Алена словно бы лишилась чувств в этомвнезапном поцелуе. Но нет, слова эти были лживы. Напротив, все чувства ожили,пробудились: никогда она так остро не чувствовала благоуханную земную твердь, вкоторую ее настойчиво вжимало разгоряченное мужское тело, и впервые запах нетолько трав и цветов касался ноздрей Алены, но и незнакомый, резкий мужскойдух.
