бы добавить зеленых насаждений, даже газон, выстриженный в форме глушителя немного оживил бы это место.
Я тихонько постучала в его дверь, надеясь, нет, молясь, чтобы его не оказалось дома, тогда я бы оставила торт на крыльце и сбежала. Мои шансы на это были довольно высоки, учитывая, что от красавчика байкера не было ни слуху, ни духу с воскресенья. Я немного расслабилась при этой мысли. Мой разум уже вернулся домой, прикидывая, какой объем работы я успею сделать, прежде чем без зазрения совести начну марафон «Мыслить как преступник».
Я уже приготовилась поставить торт на крыльцо, когда дверь внезапно открылась. Слегка подпрыгнув и чуть не уронив торт, я наткнулась на взгляд темно-карих глаз. Зейн напрягся от удивления, поняв, кто перед ним. Его глаза, казалось, почернели от ярости.
Зейн в кои-то веки не надел свой жилет. На самом деле, он вообще был топлесс. Его огромная грудь, казалось, занимала весь дверной проем, и мои глаза любовались ею. Он был таким здоровенным. Просто гигантом. Я не думала, что уже придумала слово для такого количества мускулов. Но меня поразило не это… ладно, только на долю секунды. Дело в том, что, казалось, каждый дюйм его груди покрывала татуировка. Не черная или синяя, а яркий, красочный рисунок. Я страстно желала рассмотреть каждый квадратный дюйм, но поняла, что стоять и пускать слюни на чью-то грудь после того, как постучалась к ним в дверь, вряд ли можно назвать хорошими манерами. Взглянув в его черные глаза, я поняла, как долго молчала. Выражение его лица было жестким от ярости, и он, казалось, сдерживался, чтобы не сказать что-то.
— Э-м, привет, — нервно поздоровалась я, бегая глазами. — Я пришла отдать это, — я подняла тарелку, но его глаза не опустились на нее, они не отрывались от меня. Мои же метались вверх-вниз. — Его испекла Лекси. В благодарность за колесо и кино.
Я говорила быстро. Чем скорее дело будет сделано, тем скорее я смогу убежать и утопить свои печали в бутылке Пино и коробке Орео.
— Это торт, — прощебетала я, заполняя напряженную тишину. — Я заставила Лекси поклясться, что в нем нет свеклы, кокосовой муки или каких-то других странных веществ, которые она регулярно употребляет, — пошутила я.
Лицо Зейна оставалось суровым. Я сглотнула.
— Хотя однажды она испекла шоколадный торт со свеклой, и он был не так уж и плох. Но весь смысл шоколадного торта в том, чтобы баловать себя им, поэтому добавление в него свеклы как бы противоречит цели — свекла вряд ли декадентская. Она полезная. Ты ешь торт не для того, чтобы быть здоровым, ты ешь его, чтобы пошалить, — пробормотала я.
Больше тишины. И испепеляющего взгляда. Если не ошибаюсь, в этом взгляде что-то изменилось. Клянусь, если бы я не знала его лучше, то могла определить это как желание. Но я знала его лучше, и этот чувак определенно ненавидел меня, поэтому мне пора было закругляться. Он обеспечил меня достаточным количеством порочных образов, чтобы я могла вернуться к своему вибратору.
— Ну, в любом случае, не хочу отрывать тебя от… — я снова взглянула на его грудь. Плохой ход. Я резко подняла голову. — Чего бы ты там ни делал. Я здесь по приказу Лекси, чтобы принести торт.
Сунув ему тарелку и используя ее как, своего рода, щит от испепеляющего взгляда, я вздохнула с облегчением, что покончила со своим неуклюжим и смущающим объяснением. Очевидно, смущающая часть этого разговора еще не завершилась. Зейн не брал тарелку; его кулаки оставались сжатыми по бокам, а глаза впивались в мои. Между нами бурлила раскаленная тишина, пока я все еще протягивала торт.
— Э-м, я знаю, что по какой-то причине могу тебе не нравиться, но мой ребенок, кажется, очень тебя полюбил. И если я не доставлю этот торт, то столкнусь с ее гневом, на который, я уверена, тебе плевать. Но это заденет ее чувства, а я сделаю все, чтобы этого не произошло, поэтому, боюсь, я не смогу уйти отсюда, пока ты не возьмешь торт, — заявила я, указывая пальцем на пол крыльца, на котором стояла. — Так что, если не хочешь, чтобы я поселилась у твоего порога… — продолжила я, но Зейн вырвал торт у меня из рук.
Я расслабилась. Наконец-то.
— Спасибо. Теперь я оставлю тебя в покое и моя тень больше никогда не заслонит твою дверь, — пообещала я, не желая повторять этот опыт снова, каким бы прекрасным ни был вид.
Я повернулась, чтобы уйти, когда он схватил меня за запястье и притянул к себе, уронив торт на пол. Я едва заметила, что тарелка стукнулась, но не разбилась.
— Что…?
Я не сдержала потрясенного вскрика, когда прижалась к его твердому обнаженному торсу, а его рот врезался в мой.
Я вскрикнула больше от шока. Из всего, что я ожидала от Зейна, поцелуй не был в моем списке. Выстрел — возможно. Еще там фигурировал наезд машиной. Но точно не игра в хоккей с моими миндалинами.
Так что я была потрясена грубой, отчаянной атакой его языка, пока сильные руки удерживали меня на месте. Я не была потрясена обжигающим пламенем возбуждения, пронесшимся по животу и намочившим мои трусики от его прикосновения.
Я смутно слышала, как захлопнулась дверь, но в основном я была сосредоточена на том, чтобы держаться в вертикальном положении, оставаясь в сознании, пока он безжалостно трахал мой рот своим языком. Я ответила на поцелуй, соответствуя его бешеному напору. В нем не было нежности, ласки или уговоров. Он был жестоким и плотским. У меня не было времени подумать, откуда такая реакция, почему мужчина, который фактически меня ненавидел, вдруг набросился на меня. Я почти не могла думать. Он, его прикосновение, его сильное тело, прижатое к моему, — вот что наполнило мои чувства и поглотило разум.
Он впечатал меня в стену, и я застонала ему в рот, обвив ногой его бедро и притягивая его ближе к себе. Одной рукой он сильно мял мою задницу, толкаясь мне между бедер твердой эрекцией. Другой рукой грубо обхватил мою грудь, надавливая на сосок сквозь ткань платья.
Внезапно его губы оторвались от моих, и он резко сдернул верх платья, а вместе с ним и чашечку лифчика. Его рот оказался на моей обнаженной плоти, посасывая сосок, царапая его зубами.
Я вскрикнула и обхватила его голову руками. Клитор дико пульсировал, а давление между бедер росло в геометрической прогрессии. Если он продолжит в том же духе, я кончу только от его
