Книга Все разбитые осколки - Риа Уайльд

Возможно, утром они найдут мое тело, замерзшее насмерть.

Слезы жгли мои глаза, но я отказывалась плакать.

Позади себя я слышу звук шин по дороге, машина замедляет ход, прежде чем остановиться. Я не оборачиваюсь, слишком боюсь того, что могу обнаружить. Гулять ночью одной было небезопасно, но я решила рискнуть. За последние тридцать минут я никого не видела: ни машин на дороге, ни людей на улицах, поэтому внезапное появление одного из них заставило меня немного встревожиться.

— Эмери!

Я останавливаюсь как вкопанная, медленно поворачиваюсь и вижу Атласа, идущего ко мне сквозь пелену непрекращающегося дождя. Его взгляд скользит по моему телу, а затем он ускоряет шаги с проклятием, сбрасывая куртку. Его друг хмуро смотрит на меня с того места, где он стоит возле машины со стороны водителя.

— Дерьмо, Эмери, какого черта ты делаешь? — он набрасывает куртку мне на плечи, и мгновенное тепло начинает бороться с холодом на моей коже, но этого недостаточно, чтобы остановить дрожь всего тела или стук зубов. Я не сопротивляюсь, у меня нет сил. Он поворачивает меня обратно к машине, распахивая заднюю дверь, чтобы осторожно посадить внутрь. Затем он садится рядом, притягивая меня к себе на колени, обхватив своими руками.

Его тепло и поток горячего воздуха из печки в машине кажутся чертовски приятными. Я бы не стала с этим бороться, даже немного.

Атлас крепко держит меня, сильные руки прижимают меня к его груди. Мое платье намочило его одежду, но, похоже, его это не волновало, особенно когда его руки терли мою кожу, пытаясь согреть.

— Ко мне, — слышу я его слова, но слишком уставшая, чтобы реагировать. Дрожь, холод и весь вечер лишили меня сил, и мне хотелось спать. Мне хотелось долго спать. Я чувствовала, что все еще дрожу, тепла его и машины было недостаточно, чтобы избавить меня от холода. Пока мы ехали, я то приходила в себя, то снова засыпала, а затем я почувствовала, как меня поднимают, прижимают к груди и несут. Я придвинулась к Атласу, держась изо всех сил, как будто боялась, что он отнимет у меня тепло.

— Где мы? — бормочу я.

— Шшш, нам нужно тебя согреть, — говорит он, продолжая нести меня. Мои глаза пытаются охватить окружающую обстановку: темные стены с черно-белыми рисунками, которые я не могла разглядеть своим слабым зрением. Все цвета сливаются воедино, но это были темные тона с белыми вкраплениями, что-то в этом придавало мужскую изысканность и роскошь. Он заносит меня в комнату, которая, кажется, выложена плиткой, и я быстро моргаю, пытаясь восстановить более четкое изображение, но когда Атлас опускает меня, забирая тепло своего тела, мое внимание переключается, и я бросаюсь к нему.

— Подожди минутку, светлячок.

Я делаю, как мне говорят, дрожа, а его куртка все еще висит у меня на плечах. Наверное, я выглядела неряшливо: все лицо было покрыто макияжем, волосы мокрые, а платье прилипло к моей холодной коже. Из душа внезапно начинает подниматься пар, а затем возвращается Атлас, снимает с меня куртку и находит молнию на платье. Здесь не было холодно, но я не могла согреться.

— Черт возьми, Эмери, ты замерзла, — рычит он. Платье падает к моим ногам, а мужчина оказывается передо мной на коленях, нежно сжимая мою лодыжку, чтобы приподнять ее и вытащить платье из-под меня. Он делает тоже самое со второй, а затем платье исчезает, и он снимает с меня туфли, а затем и нижнее белье. Мне было так холодно, что соски затвердели, а каждый дюйм кожи покрылся мурашками. Атлас поднимает меня, и мы вместе забираемся в душ, он все еще полностью одет, и, оказавшись внутри, опускает нас на пол, мое обнаженное, дрожащее тело лежит у него на коленях.

Вода была горячей, почти обжигающей, и в тех местах, где она касалась моей кожи, было больно. Это была борьба за то, чтобы избавить меня от этого холода. Время исчезало, стало практически невозможным отслеживать, как долго мы остаемся здесь, пока вода льется на нас обоих. Атлас промок насквозь, но продолжал гладить руками мою ледяную кожу, но в конце концов дрожь прекратилась. По моим ногам и рукам проходит покалывание, когда кровь возвращается в конечности, и кажется, что я наконец-то могу дышать, а мышцы прекращают судорожные спазмы.

— Вот и все, — шепчет он. — Хорошая девочка, Эмери.

Он все это время разговаривал?

Я поднимаю голову, чтобы видеть его, точнее ярость назревающую в его глазах, когда он смотрит на меня сверху вниз. Вода струится по его лицу, волосы свисают вперед, закрывающая лоб. Его челюсти были сжаты, зубы скрипели, но я не думала, что гнев был направлен на меня.

— Почему ты убежала?

Я двигаю пальцами руки, теперь я снова их чувствую. Боль была, но сильнее ощущалась непрекращающаяся пульсация в суставах, где Джек сдавил мне пальцы. Обратив внимание на это движение, Атлас смотрит на мою руку. Я чувствую, как его мышцы напрягаются, и излучаемая им ярость почти осязаема.

— Он снова причинил тебе боль.

Я сжимаю пальцы в кулак, морщась от боли. Я не могу скрыть ее.

— Я унизила его, — шепчу я, — танцуя с тобой.

Он морщится.

— И ты все равно выйдешь за него замуж?

— Ты мокрый, — констатирую очевидное, избегая вопроса, — Извини, я… гм…

— Сядь. На. Место, — приказывает он, когда я пытаюсь встать.

Вода течет по нам обоим, но он не двигается с места, только чтобы схватить баночку геля с края и немного налить себе в руку. Он начинает наносить его на мою кожу мягкими движениями, но тишина оглушает.

Он был зол.

В ярости.

— Какое это имеет значение? — спрашиваю я.

Его горящие глаза перемещаются на мои и сужаются.

— Я полагаю, что нет.

Я сглатываю, чувствуя боль в груди. Его волновало только то, что если бы Джек сломал меня первым, он бы не смог этого сделать.

— Теперь ты можешь остановиться. Ты можешь меня отпустить.

— Нет, не думаю, что могу, — размышляет он, следя глазами за линией, которую проводит его рука, и когда его пальцы касаются нижней части моей груди, я втягиваю воздух, а затем задерживаю его.

Это… Мы… этого не могло случиться.

Я не хотела быть сломанной.

Никем.

— Я справлюсь.

— Я уверен, что ты справишься, светлячок, — его смертельное спокойствие нервировало.