я потеряла свою девическую чистоту… стала неудержимо, ненасытно предаваться любодеянию. <…> Семнадцать лет, и даже больше, я совершала блуд со всеми, не ради подарка или платы, так как ничего ни от кого я не хотела брать, но я так рассудила, что даром больше будут приходить ко мне и удовлетворять мою плоть»[116].
В религиозный праздник она высшей силой не была допущена в церковь. Так к ней явилось понимание её падения и одновременно раскаяние, но не то раскаяние, каким раскаиваются однажды, но постоянное, непрекращающееся. Она сделалась отшельницей и выбрала самый строгий подвиг для себя – удаление в пустыню. Она пренебрегала мытьём, и тело её было черно от грязи. Но не это важно, а то, что в этой женщине могло так неожиданно пробудиться искреннее и глубокое раскаяние в своем греховном прошлом. Таков религиозный смысл события. Оно имеет и медицинский смысл. Явление известно и излечимо. Но излечение лишило бы жизнь необыкновенной грешницы высокой религиозной ауры. Женщина необразованная, она оказалась в состоянии выработать собственными силами взгляд на свои несчастья как на заслуженную кару за грехи и следовать этому взгляду до смерти. Но плоть преследовала её и в раскаянии:
«Огонь страсти загорался во мне и опалял меня, понуждая к похоти. Когда на меня находил такой соблазн, то я повергалась на землю и обливалась слезами… Семнадцать лет прожила я в этой пустыне, борясь со своими страстями, как с лютыми зверями»[117].
Эта женщина искренностью своих признаний вызывает к себе столь же искреннее сочувствие. В чём заслуга тех, кто родятся праведницами и иными быть не могут? Высота духа достигается испытаниями, и борьба с собственной плотью – одно из таких испытаний. С христианством эту женщину связывает осознание своего образа жизни как греховного и страстное желание сделать бывшее небывшим, победить в себе земное и плотское ради духовного. Но идеальную картину портит надежда на награду. Не духовность как смысл и цель маячили перед ней, но будущее спасение. «Наставь меня… и научи, как довершить спасение на пути покаяния»[118], – взывает она к Деве Марии, которую избрала своей покровительницей.
История Марии Египетской поучительна для христиан и нехристиан. Женщина отвращается от греха, потому что он причиняет ей душевные страдания; но праведный образ жизни причиняет ей физические страдания. Христианская вера оставляет ей только этот с христианской точки зрения правильный выбор. Её страдания скрашивает ей ожидание будущего блаженства как награды. Будет ли получена награда, достоверно не известно; самый страшный вопрос для христианина: а если нет? Каждый христианин в своих греховных поступках поставлен перед тем же выбором: страдать духовно из-за своей греховности либо страдать при отсутствии греха из-за отсутствия блага, извлекаемого из греха. Уравновешивается страдание надеждой на смутное, никем не подтверждённое блаженство на небе. Таков внутренний механизм надежды на спасение, главного события в жизни христианина – но только в будущей жизни. Так что следует скорее считать его главным событием его смерти.
Земное для христианина отступает на второй план перед надеждой на спасение. Это одно из самых туманных христианских понятий: оно никогда и никем не было убедительно разъяснено. С логической точки зрения это пустое понятие. Пустыми в логике называются такие понятия, которым ничто не соответствует в действительности. Будущее спасение покупается земным страданием, и главное сомнение, которое возможно в жизни христианина и которое с точки зрения христианства греховно: стоит ли жертвовать реальными благами земной жизни ради будущего спасения, реальность которого никем и никогда не была подтверждена?
Если бы было много таких событий, как случай Марии, он бы потерял своё назидательное значение. Она своим покаянием выделилась из многих и стала для христианства ценным живым примером исправления через покаяние. Но допустима и прямо противоположная трактовка её случая. Мария не была замужем и не совершала прелюбодеяния. Она была счастлива со своим грехом, пока не столкнулась с суровыми христианскими канонами праведности. Самое понятие греха открылось ей в этих канонах. Воспринимать себя как падшую женщину её побудила её вера. От христианства – поверхностного, церковного – она переняла принципы, поломавшие её прежнюю, счастливую для неё жизнь. Правильный ли выбор она сделала, если результатом стала утрата для неё прежнего, безмятежного состояния, каким бы путём оно ей ни доставалось, а приобретено было только непрестанное страдание?
Образ жизни, который Мария поначалу выбрала для себя, был сомнителен с моральной точки зрения; но не сомнительно ли, и тоже с моральной точки зрения, обещание будущего рая, исполнение которого не может быть гарантировано? Как её тело оказалось поначалу в ловушке плотских желаний, так её душа оказалась под влиянием христианских понятий в ловушке тяжёлых сомнений и переживаний, из которых она увидела только один выход для себя – уход в пустыню.
Особые сомнения в ряду христианских понятий вызывает понятие «грех». Это важнейшее для христианства понятие ни в Библии, ни в трудах отцов удовлетворительно не пояснено. Никто не скажет нам, почему грешить плохо, если грех не вредит никому, а грешника делает счастливым. В этом случае неоправданно отрицательное коннотативное значение этого понятия. Для Марии её грех был благом. Прозрение, будто бы явившееся ей, лишило её этого блага. Такие слова, как «святость», «праведность», «грех», «спасение», несмотря на неопределённость их смысла, воздействуют на сознание, как гипноз. Случайное соприкосновение с христианскими понятиями вызвало в душе этой женщины глубочайший переворот. Этот переворот мог бы и не состояться, и она бы закончила свою жизнь, как начала. Для неё были возможны две противоположные оценки её прошлого. Она выбрала оценку, близкую к христианской, после чего путь мучительного подвижничества для неё был предрешён. Могло бы случиться, что она выбрала бы для себя жизнь в сомнительных удовольствиях и осталась бы грешной и счастливой блудницей Марией, вместо того чтобы стать кающейся и страдающей до последнего вдоха святой Марией Египетской.
XIV. Целибат
Тема целибата никогда не утрачивала для католических священников своего жгуче-актуального характера. Они, чья обязанность – посредничать между Богом и человеком, самое униженное сословие христианского клира. От полноценных скопцов их отличает только то, что тех не мучит желание. Для них же, сохранивших своё либидо неповреждённым, половое желание – главное проклятие их жизни. И как возможно совмещение этой ситуации, послужившей причиной не только для бесчисленных анекдотов и памфлетов, но и для бесчисленных жизненных трагедий, с исполнением высоких религиозных обязанностей и духовным пастырством?
Половые органы лишь придаток полового инстинкта. Без этого инстинкта они были бы излишни.
