прищуривается Андрей, — и коллега мой, как ни крути.
— Вы на что намекаете? — блеет дрищ.
— Тебе нужно из-под мамкиной юбки вылезти уже. Если хочешь лишиться девственности до пенсии.
— Ничего я не под юбкой! — возмущается, брызгая слюнями.
— Да ладно? — прыскаю со смеху, — реально?
— Нет, Лёх, притормози. Слушай, Валера. Знаешь, что тебе нужно сделать? — перебивает меня Андрей.
Валерон вертит ушами, как локаторами. Клянусь, они у него шевелятся! Явно хочет услышать, как стать популярным среди девушек.
— Сними хату.
— Эээ… мама сказала это не…
— Забудь слово «мама сказала». Вот навсегда из головы выкинь. Живи один, этой первый шаг, Валера! — давит Дрон.
— Девушке нужен мужик! — нежно гляжу на своего милого помпончика, — который решит её проблемы. Нахуя ей еще одна проблема в виде тебя и твоей мамы?
— Я не проблема! — обиженно надувается Валерон.
— Конечно, ты мамина корзиночка и подарочек, — фыркает Андрей, — тебе сколько лет?
— Двадцать семь.
— Еще не поздно, Валера, — скалится бородач, — после переезда иди в фитнес-клуб и приведи своё мерзкое тело в порядок. Видишь?
Дрон демонстрирует крепкий бицепс. Валерон таращится на его пресс. Анечка в непонимании вертит своей прекрасной головушкой.
— Когда-то я тоже тощим был, — говорит друг, — но потом поумнел. Запомни, Валера, сила тела должна сопровождаться умственным ростом. Ты не…
— Мальчики! — пищит Анечка, — по-моему он потерял сознание…
Андрей
— Эй! Валерыч! — хлопаю парня по тощей спине, — и правда потерял. Охереть он нежный.
Задумываюсь. Странно, ведь жара-то нет особого. Мы не разгоняли особо температуру, чтобы трахнуть Анюту в комфорте, но Валерон всё испортил. А теперь ещё и в обморок грохнулся. Финиш!
— А он живой? — Анечка подходит к нему, щупает пульс, — уф, слава богу. Сердце бьется.
— Да если с этим персонажем что случится, его мамаша нас сожрет, — задумчиво произносит Лёха.
— Тогда давай его охладим, — ухмыляюсь.
— Андрей, что ты задумал? — строго спрашивает Аня.
— Ничего, — пожимаю плечами, — Лёх! Подхватывай за ноги.
Валерон оказывается не таким уж и лёгким. Мы с трудом выволакиваем его в предбанник. Беру ведро, выскакиваю на улицу, мороз тут же люто хватает за причиндалы. Однако, несмотря на минусовую температуру, изнутри рвётся жар и весь холод остаётся на коже.
Пиздец странное ощущение! Но я чувствую, как сердце колотится. Я закалённый, так что всё окей. Это даже приятно.
— Ох, блядь, бодро! — двигаюсь быстро, наваливаю снега в ёмкость и возвращаюсь.
Аня таращится на ведро, потом на меня.
— Валерон, подъем! — вываливаю на дрища свежий снежок, и тут горе-айтишник как заорёт.
— ААА! ААА! — верещит, как юная дева.
— Да успокойся ты, блядь! — рычу.
Он пучит на меня свои глазёнки. Сука, весь кайф обломал. Мы уже почти Анечку трахнули. А у меня теперь болят яйца.
— Зачем? — дрожит, кутается в полотенце.
Вот же недоразумение!
— После баньки хорошо в снег, — ржу, — радуйся, что в бессознанке просто в сугроб тебя не выкинули. Ты нам крутой секс обломал, между прочим.
— Ну пардон! — таращится на меня, потом на Анечку.
— Андрей! — снова ругается девочка, а я понимаю, что меня это возбуждает.
И ждать я больше не могу, иначе яйца просто лопнут от напряжения.
— Так, — хватаю вещички Валерона, — мастер-класс по становлению крутым мужиком продолжу утром. А пока съебись, пока я тебя не загрыз!
— Ухожу, ухожу, — он впрыгивает в треники, натягивает майку и сваливает.
— Что вы творите?! — рычит Аня, — а если бы у него сердце остановилось?!
Я обнимаю её, стискиваю круглые булочки.
— В порядке всё с его сердцем. Ты чего так разнервничалась?
Она резко тушуется. Краснеет. Млеет в моих руках. Забираюсь под полотенчико, между сладких ножек.
— Пошли в дом. Не могу, хочу тебя, — глажу её влажную плоть, у меня от этой девочки сносит крышу.
— Андрей, это некрасиво… — бормочет она, но не прогоняет.
— Тебе же нравится, ты заводишься… — а уж как я завёлся, это вообще пиздец.
— Не спорь, помпончик, — Лёха поправляет член, — мы уже настроились, пока не пришёл этот гнусавый. Просто так ты от нас не отделаешься.
— Мне неловко, — она жмется ко мне.
Ане нравится моя сила. Валерону я не врал, всё детство был тем самым очкариком со впалой грудью. Девчонки меня стороной обходили. Но я дал себе слово измениться. И сдержал его. Я создал себя заново.
— Пошли… всё нормально… — шепчу, целую её горячие пунцовые щёчки.
— Ммм…
— Давай, одевайся получше, — шлёпаю Аню по попке.
Она тщательно вытирается. Махровая ткань скользит по аккуратным, женственным изгибам. Во рту слюна скапливается. Хочу её, хочу до безумия!
Аня надевает халатик, в котором нас встретила. Мой взгляд липнет к аккуратной ложбинке между круглых грудок. И в голове рождается ну очень неприличный план.
Мы возвращаемся в дом. Из-за большой печи там очень тепло, даже жарко.
— А ваша комната где? — хлопает ресничками.
— Как где? — ухмыляюсь, — вот!
Анюта не успевает возмутиться. Мы втаскиваем малышку в спальню, зажимаем между нами. Лёха тоже пиздец какой голодный до её тела. Аж горит весь. И я тоже пылаю.
— Но мы не можем вместе спать! Это неприлично! — строго говорит она.
Ох, блядь, как же я завожусь от этого взгляда! Но пока нужно сдержаться. Главное сейчас уложить Анечку в постельку. А уж там я всё сделаю. Хочу в её сладкую киску, не могу… ломает, пиздец.
— Не бойся, — мурчу, — мы не будем приставать.
Но она сомневается.
— Ложитесь вон там! — показывает на кресло.
— Оно одно, — хмыкает Лёха.
— Второй на пол.
— Ты уложишь нас под сквозняк? — серьёзно гляжу.
— Нет, я…
— Совсем о своих мужиках не заботишься, — качает головой друг.
Конечно же, мы шутим. Но где-то в глубине души мне хочется узнать истинные чувства малышки Ани. Это так важно, что аж сердце сбивается с ритма. Насколько она запала на нас? На кого больше? Думает ли обо мне? Как часто? Целый ворох вопросов.
— Простите, я… — мнётся, — давайте тогда, один на кресло, а второй на постель со мной. НО!
Опять хмурится, изводя нас с Лёхой.
— Никаких приставаний! Мы в гостях!
— Я в постель! — гаркаю, внимательно глядя на друга, — вы там в ванной без меня игрались, теперь моя очередь.
— Не вопрос. Только если будешь её трахать, меня позови, — улыбается во все тридцать два.
— ЭЙ! — малышка укутывается в халат, — тогда я буду спать в этом! И не смейте! Слышите?!
Вздёргивает подбородок и укладывается в постельку. Моя гордячка. Отворачивается к стене, на которой висит огромный цветастый ковер.
Укладываюсь за Анечкой, обвиваю рукой её талию. Лёха недовольно ворочается на кресле-кровати.
Темно. А я уснуть не могу. В голове мелькают картинки: как Анютка улыбается, звонко смеется, морщит носик, злится.
