Книга Четвертый батальон - Рамон Диестро

планы его разгрома. Отсюда невидимо управляют нами на полях сражений. Шлют подкрепления и предупреждают срывы. Здесь, где круглосуточно кипит жизнь, где ночь никогда не расслабляет лихорадочного напряжения дня, царит тишина. И только легкий треск и сухое пощелкивание аппаратов связи говорят о том, что эта тишина обманчива.

Меня встречает высокий военный. Он серьезно и строго рассказывает о нашей задаче.

— Выполняется большой план, задуманный командованием. Очень большой. И пусть не покажется вам в минуту непреодолимой трудности, что вы одиноки, — предупреждает меня штабист, — мы помним о каждом из вас.

Приказ короток. В час ночи погрузиться в грузовики и выехать в деревню Парла; там мы получим дальнейшие указания. Мы грузимся, и в три часа ночи прибываем в деревню. Командующий фронта, полковник, ждет нас в штабе. Задание очень ясное. Нужно занять городок Торрехон, в десяти километрах от деревни Парла, и здесь ценой каких угодно жертв задержать противника хотя бы на два часа. Если это удастся, мы поможем выполнению большого плана командования и будем содействовать успеху, который ждет республиканские части на этом фронте.

Я объясняю бойцам нашу задачу.

В пять часов утра — таков приказ — мы должны пойти в атаку. Нас будет поддерживать бронепоезд. Меня еще раз предупреждают в штабе, что я должен надеяться только на себя, что семьсот человек — это все, что может выделить сегодня республика для занятия Торрехона.

— Да здравствует республика! — отвечаем мы командующему фронта.

…От деревни Парла до Торрехона — десять километров. Больше половины этого расстояния мы проходим форсированным маршем. В четырех километрах от Торрехона бойцы ударного батальона гранатометчиков занимают позиции и располагаются за большими камнями. Без четверти пять вдали вырастают семь танков. Они идут своей упругой походкой, раскачиваясь на тяжелых гусеницах, как на волне. Неужели они знают о нашем пребывании здесь? А может, это только танковая разведка? Нет, им все известно о нас. Иначе головной танк не валил бы одинокие деревья. Враг хочет нас запугать. Вот четыре танка исчезли в овраге. Через мгновение они появились вновь. Танки резко выделяются на белом фоне снега. Мы лежим спокойно, выжидая, когда они переступят заветную черту, где гранаты ударного батальона остановят их навсегда.

— Не стрелять, — отдаю я команду по цепи бойцов, — ни в коем случае не стрелять.

Командиры напоминают бойцам:

— Стрелять, когда услышите три свистка.

Свисток у меня во рту. Гул моторов приближается, все ближе и ближе. И вдруг в грозный гул моторов врывается треск пулеметов. Значит, танки нас заметили. Пули ложатся вокруг нас, взлетают осколки камней. Только бы не изменило точное и строгое чувство времени, и я бы без опоздания дал сигнал о бомбежке!

Четыре танка идут на нас. Каталан лежит рядом со мной.

— Как ты думаешь, капитан, — спрашивает он, — много ли быстрее моего фанерного ящика идут они?

Танки мчатся по гладкому полю, приминая камни. Пора свистеть. Я подаю сигнал так, чтобы все бойцы, лежащие сейчас за камнями, бросили в танки приготовленные гранаты. При первом свистке мы рвем зубами ленточку на гранате.

При втором — граната уже в левой руке. Третий свисток совпадает с рывком, и правая рука посылает гранату на тридцать метров. Да, расчет правильный.

После взрыва наших гранат танки остановились.

— Макарони[2], что же ты остановился? — кричит Гордильо.

— Проползи-ка еще метр. Ну, что тебе стоит? — смеется Каталан.

Бойцы вскакивают и начинают приплясывать, кричать и обнимать друг друга на виду у подбитых стальных крепостей.

— На места! — подаю я команду. — Лечь немедленно!

Но времени терять нельзя. Мы видим, как быстро уходят три танка, остановившиеся за оврагом. Они увозят точные сведения о нас.

Вот почему, не задерживаясь около четырех разбитых машин, почти припадая к земле, мы короткими рывками, останавливаясь через каждые пять метров, продвигаемся вперед. Вдруг послышались первые орудийные выстрелы.

— Ура, наш бронепоезд! — кричим мы и несемся вперед.

Мортиры противника бьют прямой наводкой. Мы различаем уже марокканцев, немцев и итальянцев.

Нужно подойти ближе. Прятаться за этим холмом нельзя. Я, кажется, угадываю желание бойцов остановиться хотя бы на секунду.

— Там, только в километре от Торрехона, — кричу я и указываю вперед.

Бойцы вглядываются в ожидающее их впереди спасительное прикрытие. Это маленькие бугорки. За ними мы должны все разместиться.

Последний рывок. Осталось каких-нибудь сто метров.

Ни одному бегуну в мире не перегнать нас сейчас. Мы не стреляем. Слышен только топот ног и дыхание людей. Враг тоже бежит к этим спасительным бугоркам. Кто раньше займет их? Мы падаем у самой цели. Противнику надо пробежать еще около тридцати — сорока метров.

— Огонь, друзья!

Мы расстреливаем врага в упор из винтовок и забрасываем его гранатами.

Я поднимаюсь из-за прикрытия со словами нашего гимна «Красное знамя».

— Вперед, гранатометчики!

Только сейчас я вижу, что нас не так уж много. От семи сотен, которые несколько часов назад спокойно спали в казармах Мадрида, осталось мало. Но не время вести страшный подсчет. Песнь звучит громко, как будто поют все семьсот бойцов.

— Вперед, друзья!

Враг повернул. Теперь мишенями служат спины фашистов. Я уже слышу, как один из них кричит по-итальянски:

— Не бежать, дьяволы!

Да, нас немного. Я вижу это вновь, когда огромный снаряд поднимает облако дыма, в котором исчезает весь батальон. Но ни на секунду не умолкает песня нашего «Красного знамени».

— Вперед, друзья! — кричу не только я, но и все бойцы.

Как панически убегает противник! Мы прыгаем через винтовки, брошенные на нашем пути или расставленные, как ловушки.

Вот и первые дома города Торрехона. На улице я сталкиваюсь лицом к лицу с высоким блондином. И сейчас я мог бы безошибочно узнать его среди миллионов людей. Страшная боль в плече туманит сознание. Я успеваю выпустить очередь из моего автоматического оружия. Высокий немец бежит: пули не нагнали его. Но он оставил своих друзей у пулемета. Они его уже никогда не увидят. Мы перепрыгиваем через их тела и мчимся попрежнему с песней, которая не умолкает. Правая рука, не повинуется. Я останавливаюсь. Не отстающий от меня ни на шаг Каталан быстро стягивает мне руку носовым платком.

— Вперед! — успеваю только крикнуть я во время этой короткой остановки.

Мы достигаем центральной площади. В городке с трехтысячным населением не осталось ни одной живой души. Удержим ли мы его хотя бы два часа, — ведь так было сказано в штабе? Удержим, если снимем с верхушки церкви в самом центре площади пулеметное гнездо. С колокольни косят по нашим рядам. Мы залегли и безрезультатно обстреливаем церковь.

— Нужно