– И нахожусь в отсутствии?
– Иногда два, иногда три, иногда четыре дня.
– Что же, по-вашему, я делаю?
– Собираешь деньги.
– И по возвращении какое у меня, по-вашему, лицо?
– Очень довольное.
– Значит, вы заметили, что я тогда бываю очень доволен. И чему вы приписываете это довольство?
– Тому, что твоя торговля шла хорошо; тому, что ты выгодно закупил рис, сливы, сахар, сушеные груши и патоку. У тебя всегда был очень живой характер, Планше, поэтому я нисколько не удивился, узнав, что ты занялся бакалейной торговлей. Ведь это самая живая и самая приятная торговля, и, занимаясь ею, постоянно имеешь дело с самыми ароматными плодами земли.
– Хорошо сказано, сударь. Но вы ошибаетесь!
– Неужели ошибаюсь?
– Да, думая, что каждые две недели я уезжаю за деньгами или за покупками. Бог с вами, сударь, как вы могли подумать подобную вещь?
И Планше так расхохотался, что у д’Артаньяна зародились большие сомнения насчет собственной проницательности.
– Признаюсь, – улыбнулся мушкетер, – что ты гораздо хитрее, чем я думал.
– Сударь, это правда.
– Как правда?
– Вероятно, правда, раз вы говорите; но поверьте, что это нисколько не уронило вас в моем мнении.
– Я очень рад.
– Ей-богу, вы человек гениальный. Когда дело касается войны, неожиданных решений, тактики и ловких ударов… О, короли ничто рядом с вами! Но когда речь идет о душевных и телесных радостях, о сладостях жизни, если можно так выразиться, – ах, сударь, гениальные люди никуда не годятся! Они – сами себе палачи.
– Ей-богу, Планше, – сказал д’Артаньян, сгоравший от любопытства, – ты меня страшно заинтересовал.
– Вам уже не так скучно, не правда ли?
– Я не скучал. Однако с тех пор, как ты начал говорить, мне стало гораздо веселее.
– Отлично для начала! Я вас вылечу, ручаюсь вам.
– Был бы очень рад.
– Давайте попробуем?
– Хоть сейчас.
– Ладно. У вас есть здесь лошади?
– Да, десять, двадцать, тридцать.
– Так много не нужно. Хватит и двух.
– Они в твоем распоряжении, Планше.
– Прекрасно, я вас увезу.
– Когда?
– Завтра.
– Куда?
– Вы хотите знать слишком много.
– Однако согласись, что мне нужно знать, куда я еду.
– Вы любите деревню?
– Не очень, Планше.
– Значит, вы любите город?
– Смотря по обстоятельствам.
– Ну, так я отвезу вас в одно место, которое наполовину город, наполовину деревня.
– Хорошо.
– И там вам будет очень весело, я в этом уверен.
– Прекрасно!
– И – о чудо! – это то самое место, откуда вы только что бежали от скуки.
– Я?
– Да, вы смертельно скучали.
– Значит, ты едешь в Фонтенбло?
– Именно в Фонтенбло.
– Боже мой, что же ты там будешь делать?
В ответ на эти слова Планше лукаво подмигнул д’Артаньяну.
– У тебя, злодей, есть там недвижимость?
– О, домишко, сущая безделица! Но там премило, честное слово.
– Я еду в поместье, Планше! – воскликнул д’Артаньян.
– Когда пожелаете?
– А разве мы не условились на завтра?
– Хорошо, завтра; к тому же завтра четырнадцатое число, то есть канун того дня, когда я боюсь соскучиться. Итак, решено?
– Решено.
– Вы дадите мне одну из ваших лошадей.
– Лучшую.
– Нет, я предпочел бы самую смирную; вы ведь знаете, я никогда не был хорошим наездником. А в лавке я окончательно отвык. И потом…
– Потом?
– Потом, – продолжал Планше, снова подмигивая, – я не хочу утомляться.
– Почему? – решился спросить д’Артаньян.
– Если бы я устал, какое было бы для меня веселье!
С этими словами он поднялся с мешка кукурузы и стал потягиваться, довольно гармонично похрустывая всеми суставами.
– Планше! Планше! – воскликнул д’Артаньян. – Я считаю, что сибаритам не угнаться за тобой! Ах, Планше! Видно, что мы еще не съели вместе пуда соли.
– Почему же это, сударь?
– Да ведь я еще не знаю тебя, – сказал д’Артаньян, – и теперь окончательно утверждаюсь в мысли, которая однажды мелькнула у меня в Булони, когда ты чуть не задушил Любена, лакея господина де Варда. Планше, твоя изобретательность неистощима.
Планше самодовольно засмеялся, пожелал мушкетеру спокойной ночи и спустился в комнату за лавкой, которая служила ему спальней.
Д’Артаньян снова сел в прежней позе, и его лицо, на мгновение прояснившееся, стало еще более задумчивым. Он уже позабыл о сумасбродных выходках Планше.
«Да, – сказал он себе, возвращаясь к мыслям, прерванным только что изложенным приятным разговором. – Да, все дело в следующем: 1) узнать, чего Безмо хотел от Арамиса; 2) узнать, почему нет вестей от Арамиса; 3) узнать, где Портос. Тут скрыта какая-то тайна. И, – продолжал д’Артаньян, – раз друзья ничего не сообщают мне, обратимся к помощи нашего бедного умишки. Сделаем все, что можно, черт побери, или малага, как говорит Планше».
IX. Письмо господина де Безмо
Для осуществления принятого решения д’Артаньян на следующее же утро отправился к г-ну де Безмо.
В Бастилии в этот день производилась уборка: полировали и мыли пушки, скоблили лестницы; казалось, что тюремщики чистят даже ключи. Одни гарнизонные солдаты разгуливали по дворам под предлогом, что они достаточно чисты.
Комендант Безмо принял д’Артаньяна с изысканной вежливостью, но был с ним так сдержан, что, несмотря на все старания, д’Артаньяну не удалось выудить из него ни слова. Но чем сдержаннее был комендант, тем недоверчивее становился д’Артаньян. И ему показалось даже, что комендант действует так по какому-то недавно полученному приказанию.
В Пале-Рояле Безмо вел себя с д’Артаньяном совсем иначе. Он не был тем холодным и непроницаемым человеком, каким казался в Бастилии.
Когда д’Артаньян вздумал завести речь о денежных затруднениях, заставивших Безмо отыскивать Арамиса и побудивших коменданта к разговорчивости в тот вечер, Безмо сослался на распоряжение, которое ему нужно было отдать в тюрьме, и так долго заставил д’Артаньяна скучать в одиночестве, что наш мушкетер, отчаявшись вытянуть у него еще что-нибудь, не дождался его возвращения и ушел.
