Такси остановилось у подъезда дома Тессы. В лифте они, позевывая, обменялись усталыми улыбками и с удовольствием сбросили туфли, постанывая «Мои ноги!».
Тесса отперла дверь квартиры.
— Ты хорошо провела время, дорогая?
— Восхитительно! — Фредди снова зевнула.
— Хочешь чего-нибудь? Какао… горячего молока?
— Нет, спасибо.
— Тогда отправляйся в кровать.
— А ты?
Тесса вытащила из пачки сигарету, закурила и, закрыв глаза, вдохнула дым.
— Мне не хочется спать.
— Тесса, что случилось?
— Ничего, ровным счетом ничего. — Тесса стояла к ней спиной, глядя в окно, и курила.
Фредди присела на диван, поджав ноги.
— Я не ребенок, — сказала она.
— Я ничего такого не имела в виду… — Тесса легонько махнула рукой, словно извиняясь перед сестрой.
— Ты себя плохо чувствуешь? Что с тобой? У тебя болит голова? Или сейчас эти дни?
— Хотела бы я, чтобы так и было! — Тесса коротко усмехнулась.
Фредди уставилась на нее.
— Ох! — Ее сонливость как рукой сняло. — Боже, Тесса!
Тесса стиснула зубы.
— Я надеялась, что это ложная тревога. У меня такое уже было, раз или два, но все оказывалось в порядке.
— Но не на этот раз?
Тесса покачала головой.
— Нет. На этот раз нет. — Она посмотрела на кончик своей сигареты. — Плохая привычка. Никак не соберусь бросить. — Тесса затушила сигарету в пепельнице. — Я думала что-нибудь предпринять — ну, по поводу ребенка. Подруга посоветовала мне врача; я знала, что мой доктор за это не возьмется, он слишком законопослушный, но потом…
Фредди чуть было не сказала: «Что-нибудь предпринять? Что ты имеешь в виду под „чем-нибудь“?» Потом она поняла. Ей подумалось, что за одну ночь она узнала, пожалуй, слишком много: вкус шампанского, прикосновение мужских губ к ее губам и то, что ее сестра пыталась избавиться от своего неродившегося ребенка.
— Бедная моя Тесса, — сказала Фредди.
— О, прошу, не надо меня жалеть. Я сама виновата. Вечно напоминаю себе об осторожности, но в этот раз, судя по всему, все равно забыла.
— Что ты собираешься делать?
Она горько усмехнулась.
— Рожать ребенка, что же еще. Через пять месяцев. — Тесса прикусила нижнюю губу и нахмурилась.
— Я не могу себе этого представить. Я словно сплю и вижу сон.
Фредди спросила:
— Ребенок от Падди?
Она надеялась, что это не так.
Тесса не ответила. Она стояла сгорбившись, к Фредди спиной.
— Тесса!
Тесса обернулась.
— Я никому не скажу, кто отец. Даже тебе, Фредди.
— Но ему ты сообщила?
— Отцу ребенка? Нет.
— Тесса, но ты должна!
— Я не собираюсь этого делать. К тому же, я не знаю, как ему сказать.
Растерянность Тессы обескуражила Фредди. Она спросила:
— Ты выйдешь за него замуж?
— Нет. Никогда. Об этом не может быть и речи.
Тесса закрыла глаза и отвернулась.
— Я справлюсь сама. Мне никто не нужен.
— Тебе не надо справляться самой. У тебя есть я. Я тебе помогу. Я уйду из школы и помогу тебе с ребенком.
— Нет, — резко ответила Тесса. — Я не хочу. Но все равно, спасибо, что предложила, дорогая, — так мило с твоей стороны.
Казалось, она наконец взяла себя в руки.
— Все будет в порядке, я точно знаю. Возможно, мне даже понравится.
Отсутствие практичности у Тессы уже давно тревожило Фредди. Она сказала:
— Тесса, даже если ты не собираешься никому ничего говорить, ты должна уведомить отца ребенка.
— Правда? О, я не знаю. — Тесса вздохнула. — Уверена, он придет в ярость.
Она сомкнула руки и переплела пальцы.
— Он не хочет ребенка, никогда не хотел. Он не собирался заводить детей.
— Ты тоже не собиралась.
— Для женщины это другое дело, знаешь ли. Где-то в глубине души мы знаем, что рискуем забеременеть. Если этот риск нам не по плечу, мы остаемся хорошими девочками и храним себя до замужества. Но я никогда не была хорошей девочкой, тебе это известно.
Фредди почувствовала, что ее мутит. «Наверное, сандвичи в „Мирабель“, — подумала она, — или шампанское». А может, просто вечер был так перенасыщен событиями, что теперь ей трудно их переварить.
Она спросила:
— Ты его любишь?
— Очень, — голос у Тессы был усталый. — И еще я боюсь…
— Чего?
— Того, что это положит всему конец.
— А как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Поначалу меня ужасно тошнило по утрам. — Тесса вытащила шпильки из своих волос, и рожки у нее над ушами, раскрутившись, пепельной волной упали ей на плечи.
Фредди знала о беременности совсем немного: в школе они проходили эту тему на кроликах, и то очень поверхностно.
— Когда это станет заметно?
Тесса посмотрела на свой живот.
— Ты ужасно предусмотрительна, но, думаю, об этих вещах я должна заботиться сама. Подруга рассказывала, что ей удавалось скрывать беременность до шести месяцев. К тому же, в моем распоряжении всегда есть утягивающее белье.
Они немного помолчали. Взгляд Фредди скользил по комнате, останавливаясь то на черно-белых плитках камина, то на фотографиях, развешанных по стенам, пока она не обратила внимания на элегантный квадратный циферблат больших часов — оказывается, было уже почти семь утра.
Тесса сказала:
— Тебе пора ложиться, дорогая. Очень поздно.
В своей комнате Фредди сбросила кофейного цвета платье и повесила его на вешалку. Улегшись в постель, она попробовала читать, но никак не могла сосредоточиться. Она погасила лампу и откинулась на подушки. «„Все будет в порядке, я точно знаю“. Верится с трудом», — думала Фредди, погружаясь в сон.
Лето шло своим чередом. В начале августа Райкрофты поехали во Францию. Они всегда останавливались в одном и том же небольшом домике в Лоте, принадлежавшем коллеге Майло по Оксфорду. Однако Майло был не в настроении: он работал над новым романом и не хотел уезжать из Англии, чтобы не растерять вдохновения. Ребекку раздражала мысль о том, что он согласился ехать, только чтобы угодить ей. Она предложила ему работать по утрам: она будет куда-нибудь уходить, чтобы не мешать ему, а когда они вернутся, его секретарша, мисс Тиндалл, отпечатает все сразу. На следующий день Ребекка села в ржавый «ситроен», которым знакомый Майло разрешил им пользоваться, и провела приятнейшие пару часов на деревенском рынке, закупая сыры и колбасы. День был жаркий; на обратном пути она остановила машину в тени деревьев, переоделась в купальный костюм и поплавала в ленивых зеленых водах Дордони. Возвратившись домой, она обнаружила Майло сидящим в саду с бокалом вина. Он объяснил, что в такую жару работать никак невозможно.
