class="p1">— Да ладно… Я там в госпитале лежал, да и так, покуда был поваром, много раз ездил на продуктовые склады. (В Шинданде дислоцировалась 5-я Гвардейская мотострелковая дивизия, одним из ее полков был 12-й Гвардейский мотострелковый).
А я в Герате служил вначале поваром, потом в пехоте. А ты кем?
58
— В артиллерии. Ну ладно, мне надо идти, — и Толик, как-то пряча глаза, начал протискиваться к двери, проход к которой перегородил Пожидаев.
— Да ты что, Хмырь? Подожди меня. Сейчас я медаль по-лучу — пойдем в парк, пива для рывка хряпнем.
Но Толик, совсем смутившись, начал что-то бубнить себе под нос, продолжая протискиваться к двери, отстраняя с про-хода Сергея. Пожидаев, опешив от такого поведения, взял за руку Толика и, слегка дернув за нее, спросил:
— Хмырь, да ты что? Что с тобой? — заглядывая ему в глаза. Но Толик, окончательно оттиснув Пожидаева от двери,
выскользнул в коридор и спешно пошел по нему к выходу. Что-то знакомое показалось Сергею в его походке, незаметной, вкрадчивой и в то же время быстрой. Где — то такое он уже ви-дел. Это неприятно потеребило его душу. И он задумчиво еще некоторое время смотрел вслед Хмырю, который уже давно исчез из виду…
Динская — относительно небольшая станица. И сверстники, проживающие в ней, как правило, тогда, в далеком 1988-м, зна-ли друг друга если не по имени, то визуально точно. Сергей по возвращении из Афганистана вел достаточно бурную жизнь, прожигая молодость, тусовался на всевозможных движухах, посещая разные компании и отвисая на разных блатхатах, но Толика Пожидаев не встречал нигде. Когда он спрашивал о нем, никто не знал, где он, и никто его не видел.
Шло время. Сергей забыл про Хмыря совсем, тем более он был ему просто знакомый из детства. Где-то лет через шесть или семь с тех пор, как Пожидаев вернулся из армии, он, со-брав разный мусор из дома и загрузив в машину, повез его на свалку, которая была сразу за станицей. Подъехав к ней, он стал выгружать мусор. К нему, как обычно, подбежали ее жители и сразу же начали перебирать выбрасываемый им хлам. Среди них мелькнуло знакомое лицо. Сергей внимательно всмотрелся
в закопчённое, загорелое, худое лицо и тут же узнал Толика.
— Хмырь, это ты? — задал он нелепый вопрос, еще не веря увиденному.
— Да, я, — ответил тот.
59
— А что ты тут делаешь? — еще большую нелепость спросил Пожидаев.
Но Толик не ответил и, перестав рыться в мусоре, быстро зашагал в глубь свалки. Сергей молча смотрел ему вслед… И опять что-то неуловимо знакомое он увидел в быстрой и в то же время неприметной походке Толика… И тут его осенило: точно так же шел Андрей Козлов тогда по коридору в столовой…
А примерно через полгода Пожидаев узнал, что Толик умер, выпив на свалке какую-то гадость, — чей-то «выстрел» из да-лекого Афганистана все же достиг своей цели, просто «пуля» была замедленного действия…
60
Глава V
Все же молодость — это круто, когда ничего не болит, даже после страшного перепоя бражкой. Только путаются мысли, события и лица, как в песне у Высоцкого: «Ой, где был я вчера». Еще один огромный плюс в молодости — это энергия, которая движет человеком, несмотря на все физические, химические и биологические законы. Но все же есть допустимый предел и
у молодого организма. Наверное, к нему и подошел Сергей в тот день, когда, пошатываясь, он ходил по варочному цеху… Уже пошел третий месяц с тех пор, как полк был в рейде, а Пожидаев так и продолжал готовить один на 300 человек. Все его попытки найти себе подсобника потерпели фиаско. Он не-сколько раз подходил к зампотылу, прося хоть кого-нибудь себе в помощь, но в ответ только слышал: «Хорошо. Я понял. Скоро будет. Потерпи немного». И тут можно вспомнить другого классика: «Да только воз и ныне там». Тяжелый ежедневный физический труд без выходных и проходных; отсутствие нор-мального сна — три-четыре, максимум пять часов в день — плюс частое злоупотребление по ночам с разведчиками чарса и браги
подточили силы Сереги…
Ночью они неслабо посидели с разведкой, нажравшись бражки, шлифанув ее хорошим пакистанским чарсом. И теперь Сергей, слабо соображая, что происходит вокруг, пытался при-готовить обед. Еще пару недель назад после таких посиделок он легко бы прыгал по варочному цеху, но теперь его «моторе-сурс» был на исходе: все плыло в глазах, и голова совершенно отказывалась работать. Завтрак каким-то чудом прошел, хотя он смутно помнил, как его готовил. Да и он, если честно, не пытался этого делать. Раз никакой офицер «не подъехал с предъявами», значит, все прошло нормально.
Вот так, пошатываясь, он шарахался между пятисотлитро-выми котлами, смотря мутными глазами на наряд по столовой, что-то ему говоря и одновременно мечтая: «Эх, загаситься бы где-нибудь и проспать суток двое-трое кряду не вставая». В его мечты о сне непрерывно вмешивался свист предохранительного клапана, который истошно шипел и свистел, выпуская струю пара вверх, сбрасывая избыточное давление кипящего внутри котла горохового супа.
61
«Ладно, сейчас дорежу картошку, тогда открою котел, и ты заткнёшься, — мысленно заговорил Серый с клапаном. — Под давлением быстрее сварится горох, если что. Свисти, хоть засвистись, меня этим не прошибешь», — продолжал он свой диалог, хотя свистящая железка вряд ли читала его мысли и поэтому, не обращая внимания на его аргументы, продолжала выть на весь варочный цех.
Дорезав картофель и слив воду из пятидесятилитровой ка-стрюли, Пожидаев потащил ее волоком по полу к свистящему котлу. Став на бетонный приступок, он начал снимать запоры
с крышки, намереваясь забросить картофель в суп, и при этом продолжил прерванный «разговор»:
«Ну, что, все воешь? — спросил он клапан и, не дожидаясь ответа, добавил: — Ну-ну, ваша песенка спета. Сейчас будет фокус-покус: раз, два, три — закрой свой рот», — и в этот момент Сергей открыл последний запор…
Сплошной туман в голове у Пожидаева, застлал
