все свои дела, подправить здоровье на площадке, а самое главное – никак, никаким видом, ни одной интонацией и взглядом ты не должен себя выдать. Для всех остальных ты ничего не знаешь и ты никуда не идёшь. Готовься.
Андрей Николаевич встал из-за стола и направился к выходу:
– Поверь мне, тебе и всем будет только лучше, если ты со мной пойдёшь. Пока я не могу тебе рассказать всей правды, но когда-нибудь ты всё узнаешь и поймёшь меня. А пока, приводи мысли в порядок. Детство кончилось, Тёма.
Учитель попрощался и вышел из квартиры.
Тёма не знал, что думать. Он выключил на кухне свет, умылся, стянул с себя одежду и залез под одеяло. В голове шумело от миллиарда мыслей. Он представил, что вокруг него на сотни километров тянутся выжженные поля, разруха и смертоносные вихри информации. Под его домом мёртвая земля, которую уже ничем не воскресить, а над всей Москвой – неподвижный ядовитый купол.
А где-то на востоке, далеко-далеко, текут молочные реки с кисельными берегами, что бы это ни значило. И ему нужно будет выбраться отсюда, найти чудо-город и привести потом туда людей. Трудности, опасности, секретность… «В принципе, недурная затея», – проскочило у него в голове. Если так подумать, то ему же сейчас предложили спасти человечество.
Первый шок начинал проходить, и Тёма чувствовал, что мечты-то сбываются! Теперь, когда он нашёл свою любовь, существо, ради которого он готов отдать свою жизнь, ему предлагают действительно великую миссию. Ни много ни мало – миссию по спасению человечества от серости, прозябания и медленного умирания. Его ожидания и страдания окупятся, вот где он сможет, наконец, проявить свою храбрость, благородство, силу и ум. Возможно, ему даже вручат блестящий чёрный автомат!
Он представлял себе Китеж-град как большое золотое поле, на котором колосится рожь, за ним стоит зелёный лес, рядом течёт речка, и пасутся коровы. А путь к этому раю на земле может пройти только он один, потому что он – иммунный, он чист сердцем и помыслами.
Единственное, теперь важно сохранить всё в полнейшей тайне, и ни взглядом, ни намёком, ничем, короче, себя не выдать и не провалить всю операцию.
Вот это жизнь началась! Что ни день, то какое-то сверхъестественное событие в его биографии. Еще в девятом классе казалось, что жизнь его ничем удивить не сможет, а тут прям как портал открыли! И первая любовь, и работа, и миссия, которая уже тянет по глобальности на дело всей его жизни.
Тёма представил, как он уходит с учителем в поход под покровом ночи. Весь в камуфле, на ногах – тяжёлые ботинки на шнуровке, на спине – рюкзак, а через плечо перекинут автомат. С утра все просыпаются, а его нигде нет. Все переживают, Нася по нему плачет, все его ищут… А потом он возвращается из экспедиции, весь в шрамах и в сиянии мудрости, и сообщает людям, что нашёл природу и прежний мир. Нася ему отдаётся, все ликуют, и в Шамбале его делают почётным мэром.
Сердце болело так, что Тёме пришлось перевернуться на его нелюбимый правый бок. Столько всего произошло, что организм не успевает справляться с эмоциями! Даже не знаешь, о чём мечтать: то ли о нежном Насином теле, то ли о судьбах мира и спасении человечества.
И так, погружаясь в сладкие мечты о славе и любви, Тёма сам не заметил, как заснул.
5. «Непризнанный гений»
Марк вернулся из школы и с размаху шлёпнул портфель на стол.
– Они ничего не понимают, – жаловался он Арсену, сидящему по-турецки на Марковой кровати, – я физически, на молекулярном уровне, не могу отвечать тему, когда стою перед классом, и все на меня смотрят! Почему нельзя устраивать письменные контрольные вместо этого издевательства?
Арсен только пожал плечами, мол, странные люди, что с них взять.
– А эта работа! Как они могут заставлять человека драить грязные унитазы, так как он просто не хочет подлизываться к учителям? Они же видели мои домашние задания! Я всё умею! – Марк разъярённо ходил по комнате туда-сюда, нервно тряся руками, – Да я уверен, что я лучше многих написал тот тест. Спасибо, что не пристрелили ещё в придачу.
Арс провожал Марка своими тёмными глубоко посаженными глазами на зеленовато-сером лице и молча выслушивал его комментарии.
– Я драю полы, Я!– не унимался Марк, – Человек, который решает в уме километровые задачи! Я лучше всех делаю лабораторки. Да, я не такой, как они, но я же просто лучше. А они мне вручают в руки швабру. Типа «ты не можешь за три секунды рассказать про эпоху в начале «Войны и мира», стоя перед всем классом – ты недостоин нашего великого общества, катись вниз по социальной лестнице».
Марк размахнулся ногой, демонстрируя пинок, который ему образно отвесил социум.
– Они решили, я не читал романа. И даже не допустили мысли, что просто в голове у меня было столько идей одновременно, что я не знал, с чего начать! Поэтому и молчал. Время в романе Толстого… Они правда думают, что эту тему можно уместить в минутный ответ?
–Ээээй ну, ищи во всём плюсы, зачем обламываться! Зато мы, как и раньше, можем тусоваться на переменах: пока ты машешь веником, я учусь, а когда твоя смена учиться, я таскаюсь со шваброй и вёдрами. Они нас просто не хотели разлучать, бруд, – улыбнулся во все свои двадцать шесть зубов Арсен.
– Извини, конечно, но это слабое утешение. С таким же успехом мы могли бы вместе работать над вопросами генома и мемов в лаборатории. Но нет! В лабораторию лучше возьмут какую-нибудь выскочку или какого-нибудь иммунного дурака, который не видит девяносто девяти процентов мира.
Марк замолчал ненадолго, будто бы вспомнил что-то. Сев на табуретку перед письменным столом, он безвольно опустил руки на сутулых плечах.
– Знаешь, иногда мне кажется, что все в этом мире иммунные. Столько тупости вокруг, выть хочется…– Марк провёл рукой по волосам, убирая жидкие кучеряшки со лба.
– Почему меня не понимают? Почему я должен делать то, что мне говорят? Почему я должен скрывать свои сны? Почему я вообще их должен контролировать? Сны приходят ко мне, и я их принимаю. Зачем ставить глушилки, зачем подчинять то, что само к тебе идёт? Я уже сделал свой выбор, я оставляю своим снам, пускай даже страшным, возможность приходить тогда, когда они захотят. Они – моя жизнь, всё, что у меня есть. Без них моё существование пусто.
– Эй, а я? Я не считаюсь? –
