Питу, сам не зная отчего, ощутил острое желание остаться в аллее Вздохов; но не для того надела Катрин восхитивший Питу кокетливый наряд, чтобы прятаться в тени окаймляющих эту аллею буков.
Женщины подобны цветам, которые по воле случая произрастают в тени; они без устали тянутся к свету, и рано или поздно их свежий душистый венчик раскрывается навстречу лучам солнца, которые иссушают и губят их красоту Лишь скромная фиалка, если верить поэтам, не покидает укромного уголка; да и то, затерянная в лесной глуши, носит траур по своей бесполезной красе.
Поэтому Катрин ухватилась за руку Питу и употребила все свои силы на то, чтобы направить его в сторону площадки для игры в мяч. Впрочем, скажем сразу, сил ей пришлось потратить не так уж много: Питу так же не терпелось показать честной компании свой небесно-голубой кафтан и кокетливую треуголку, как Катрин не терпелось похвастать чепчиком a la Galatee и переливчатым лифоном. Более того, у нашего героя было одно преимущество, позволившее ему ненадолго затмить Катрин. Поскольку он никогда прежде не носил столь роскошного наряда, никто его не узнавал и гуляющие принимали его за какого-нибудь заезжего гостя, за какого-нибудь родственника семейства Бийо, а может быть, даже за жениха Катрин. Меж тем Питу вовсе не стремился скрыть свое истинное лицо, совсем напротив – и заблуждение скоро рассеялось. Он столько раз кивал головой приятелям, столько раз снимал шляпу, кланяясь знакомым, что наконец все узнали в кокетливом селянине недостойного ученика мэтра Фортье, и в толпе послышались возгласы:
– Это Питу! Вы видели Анжа Питу?
Толки об этом происшествии дошли и до мадмуазель Анжелики, однако из рассказов очевидцев следовало, что Питу расхаживал по аллее Вздохов, выгнув грудь колесом и чеканя шаг; поэтому старая дева, привыкшая видеть племянника сутулящимся и волочащим ноги, недоверчиво покачала головой и сказала коротко:
– Вы ошибаетесь, это вовсе не мой непутевый племянник.
Молодая пара добралась до площадки для игры в мяч. В тот день игроки из Виллер-Котре сражались с игроками из Суассона, так что партия была из самых оживленных. Катрин и Питу остановились подле «веревки», в самом низу холма; этот наблюдательный пункт выбрала Катрин.
Через секунду они услышали крик мэтра Фароле: «Вперед!»
Игроки в самом деле устремились вперед, иначе говоря, отправились защищать место, где остановились их мячи, и приковать место, где остановились мячи противников. Один из игроков, проходя мимо нашей парочки, с улыбкой поклонился Катрин; она покраснела и сделала реверанс, а Питу почувствовал, как по руке девушки, опиравшейся на его руку, пробежала нервная дрожь Сердце Питу сжала неведомая ему прежде тревога.
– Это господин де Шарни? – спросил он, взглянув на свою спутницу.
– Да, – ответила Катрин. – Так вы его знаете?
– Я его не знаю, – сказал Питу. – Я догадался.
В самом деле, по тому, что рассказала Катрин накануне, Питу нетрудно было догадаться, что перед ним – г-н де Шарни.
Человек, поклонившийся мадмуазель Бийо, был элегантный юноша лет двадцати трех – двадцати четырех, красивый, хорошо сложенный, с изысканными манерами и грациозными движениями, какими обладают люди, получившие аристократическое воспитание. Во всех физических упражнениях, в которых можно достичь совершенства, лишь если заниматься ими с малых лет, Изидор де Шарни выказывал замечательное мастерство; вдобавок, он был из тех, кто умеет выбрать себе платье, подобающее роду занятий. Его охотничьи наряды отличались безупречным вкусом; от его костюма для фехтования не отказался бы сам Сен-Жорж; наконец, его платье для верховой езды было сшито совершенно особенным образом – впрочем, все дело, быть может, заключалось в том, как он его носил.
В то воскресенье г-н де Шарни, младший брат нашего старого знакомца графа де Шарни, причесанный по-утреннему небрежно, был одет в нечто вроде узких светлых панталон, подчеркивавших форму его тонких, но мускулистых ног, обутых, разнообразия ради, не в башмаки с красными каблуками и не в сапоги с отворотами, но в элегантные сандалии для игры в мяч, ремни которых опоясывали его лодыжки; жилет из белого пике облегал его стан плотно, как корсет, а зеленый камзол с золотыми галунами он отдал стоявшему поодаль слуге.
Игра оживила его черты, возвратив им свежесть и очарование юности, которое отнимали ночные оргии и длящиеся до рассвета карточные поединки.
Ни одно из достоинств г-на виконта, без сомнения, восхищавших мадмуазель Бийо, не укрылось от Питу. Глядя на ноги г-на де Шарни, он начал меньше гордиться щедростью природы, позволившей ему одержать победу над сыном сапожника, и пришел к выводу, что природа эта могла бы более толково распределить между частями его тела пошедший на них материал.
В самом деле, сэкономив на ступнях, руках и коленях Питу, природа могла бы одарить его красивыми икрами. Но все перепуталось: там, где требовалась худоба, налицо была полнота, а там, где была необходима полнота, торчали одни кости.
Питу взглянул на свои ноги с тем видом, с каким смотрел на свои олень из басни.
– Что с вами, господин Питу? – спросила Катрин. Питу ничего не ответил и лишь вздохнул. Очередная партия окончилась. Виконт де Шарни воспользовался перерывом и подошел поздороваться с Катрин.
Виконт кивнул Питу, а затем с учтиво-непринужденным видом, какой тогдашняя знать принимала, разговаривая с буржуазками и гризетками, осведомился у Катрин о ее самочувствии и попросил оставить за ним первый контрданс. Катрин согласилась. Вместо благодарности юный дворянин наградил ее улыбкой. Пора было начинать новую партию, виконта позвали на поле. Он поклонился Катрин и удалился с тем же непринужденным видом, с каким подошел.
Питу ощутил все превосходство человека, который так говорит, улыбается, подходит и отходит.
Потрать он, Питу, целый месяц на изучение одного-единственного движения г-на де Шарни, его подражание вылилось бы самое большее в смешную пародию.
Если бы в сердце Питу было место ненависти, с этой минуты он возненавидел бы виконта де Шарни.
Катрин следила за игрой до той самой минуты, когда игроки подозвали слуг, дабы облачиться в кафтаны. Тогда она направилась к площадке для танцев, а Питу, которому в этот день суждено было делать то, что ему не по душе, в отчаянии поплелся за ней.
Господин де Шарни не заставил себя ждать. Незначительные изменения наряда сделали из игрока в мяч элегантного танцора. Скрипки подали знак к началу танцев, и он подошел к Катрин, дабы напомнить о данном ему обещании.
Когда Катрин отняла у Питу свою руку и, зардевшись, вступила в круг вместе со своим кавалером, Питу испытал одно из самых неприятных ощущений в своей жизни. На лбу у него выступил холодный пот, в глазах потемнело, он вынужден был опереться рукой о балюстраду, ибо ноги, как ни крепки они были, отказывались его держать.
Что же до Катрин, она, кажется, вовсе не подозревала, что творится в душе у Питу; она была счастлива и горда разом: счастлива оттого, что танцует, горда оттого, что танцует с самым красивым кавалером в округе.
