моментом, о котором давно мечтала и который продлился два месяца. Два счастливых месяца для материнского сердца Александры: она обрела сына, которого ей так сильно и долго не хватало. Однако эти два месяца счастья были также двумя месяцами скуки, поскольку Паттерсон не давал ни малейшей надежды ни на интеллектуальную деятельность, ни на интересные отношения с местными жителями. В этом типичном американском провинциальном городишке промышленное производство притягивало все интеллектуальные силы и энергию горожан в ущерб всем прочим видам деятельности. Александра оказалась здесь в изоляции, а ее жизнь сводилась к ожиданию моментов, когда она могла побыть рядом с сыном, а тот, утомленный долгим рабочим днем, не особенно искал развлечений и не предлагал их матери. Конечно, она много читала, написала несколько статей, но при этом жестоко страдала от нехватки интеллектуального окружения и человеческого общения. Редко когда в жизни ей бывало так одиноко и скучно.
Циркулярное письмо начальника Одесского почтово-телеграфного округа начальникам почтово-телеграфных и почтовых учреждений округа с сообщением об издании в Женеве брошюры А. М. Коллонтай «Кому нужна война» и указанием о конфискации брошюры при пересылке ее для распространения в России. 28 апреля 1916. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 3. Л. 1]
Она страдала от нехватки еще одной вещи, очень личной, — любви. Шляпников также поехал в Америку вслед за ней и одновременно ради сбора средств на партийные нужды. С точки зрения Ленина, как уже говорилось, очень консервативного в этом отношении, Шляпников являлся для Коллонтай кем-то вроде мужа и гарантом ее обращения к большевизму. Но отношения Коллонтай и Шляпникова были куда запутаннее, чем Ленин мог вообразить, и их жизнь в Америке тому свидетельство. Александра, отправившись в добровольную ссылку в Паттерсон, совсем не виделась со Шляпниковым, который колесил по всей стране. Такое положение не удовлетворяло ее и не способствовало упрочению их связи.
Дневниковые записи А. М. Коллонтай о второй поездке в США. 1916. Подлинник. Машинописный текст с пометками рукой А. М. Коллонтай. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 102. Л. 130–131]
Как всегда, Александра нуждалась в действии для восстановления душевного спокойствия. Вот почему после двух месяцев томления в Паттерсоне она поспешила в Нью-Йорк, чтобы принять там участие в различных манифестациях и отыскать большевиков, в частности Бухарина, с которым она неизменно сходилась в фундаментальных вопросах. Они вместе проводили митинги, чтобы претворять в жизнь программу Циммервальда и, что еще важнее, убедить американцев хранить мир, потому как США как раз готовились вступить в войну. Александра издала яростную брошюру против войны, которую распространяла Партия американских социалистов и группы эмигрантов, активно действовавшие внутри нее. Но вместе с тем Коллонтай тревожилась за Россию, предчувствуя грядущие потрясения. Шляпников к тому времени уже вернулся на родину, шла подготовка к отмечанию женского дня. Александра решила, что ей следует вернуться. Как и в прошлый раз, путь был долог и труден и 28 февраля завершился в Норвегии.
Александра наконец возвратилась в Европу, откуда до России уже рукой подать, но к тому времени положение окончательно запуталось. Вести из России поступали необычайные, тревожные и волнующие. В женский день ожидались беспорядки, исход которых было трудно предвидеть. Что же следовало делать Коллонтай: остаться в Норвегии или отправиться в Петроград, где назревали решающие события?
Не покидать Норвегию было бы мудрым решением, поскольку Александра чувствовала себя обязанной быть благоразумной. Она бежала из России восемь лет тому назад, чтобы не попасть в руки полиции, и за эти восемь лет не стала более благонадежной в глазах властей ее родной страны. Ее сближение с Лениным, ее подстрекательские антивоенные публикации — все это способствовало тому, что Коллонтай стали считать угрозой монархии и ее военным усилиям. Таким образом, благоразумие диктовало ей остаться в Норвегии. К тому же этого желал и Ленин. Александра Коллонтай являлась для него ценным кадром в скандинавском мире, где ее знали и ценили. Она поддерживала связи с социалистами, прикладывала силы к тому, чтобы они примкнули к Ленину, тогда как сами по себе они охотнее склонялись к нейтралитету.
Но как оставаться вдали от Петрограда? С начала марта 1917 года приходившие оттуда известия описывали положение, невообразимое еще за несколько дней до их получения, а революционный пейзаж вырисовывался все отчетливее.
Собственно, в развитии политической ситуации по такому сценарию не было ничего неожиданного. Военное положение России ухудшалось, немецкие войска оккупировали обширные участки российской территории, что вызвало отток гражданского населения с этих земель во внутренние районы страны. Петроград наводнили беженцы, искавшие крышу над головой и пропитание, в результате снабжение столицы, и без того крайне сложное, нарушилось. Нараставшую дезорганизацию властные верхи встречали равнодушно. Следует помнить, что в тот период император постоянно находился в Ставке Верховного главнокомандующего, оставив бразды правления слабому правительству, а фактически императрице, которая ограждала себя от тревожных известий и всегда старалась успокоить императора, когда он обращался к ней с вопросами.
Чтобы понять русскую революцию, необходимо восстановить цепочку событий начиная с 21 февраля. В тот день столицу с самого раннего утра встревожили слухи, связанные с продовольственным снабжением, и это не удивительно. Продовольственные товары стали редкостью, их было трудно достать, а цены на них постоянно и стремительно росли.
Риск нехватки хлеба был особенно велик, поскольку муки для его выпечки имелось достаточно, а вот дрова отсутствовали. Пекари из опасения столкнуться с толпой, становившейся все более нервной и грозной (перед булочными выстраивались грандиозные очереди), порывались закрыть свои лавки. Разнесся слух о том, что выдача хлеба будет нормирована и с этой целью уже напечатаны карточки. Хлеб единственный из продовольственных товаров более или менее постоянно поступал в продажу, поэтому слух произвел мощный эффект.
С утра 21 февраля толпа, состоявшая преимущественно из женщин, отчаявшихся накормить своих детей, а также из рабочих, покинувших рабочие места, чтобы к ним присоединиться, громкими криками стала требовать открытия булочных. Вновь прибывавшие люди, шедшие нескончаемым потоком, выстраивались в длинные очереди, пытались занять в них лучшие места, и все это добавляло беспорядка в многочисленной и без того возбужденной толпе.
Монарх, ранее на несколько дней приезжавший в столицу, вновь отбыл в Ставку, оставив распоряжение (составленное по совету одной лишь императрицы) не подавлять выступления толпы, присматривать за народом, но ни при каких обстоятельствах не применять против него силу. Николай II твердо верил, точнее, его заранее уверили, что через один-два дня после начала манифестаций доброжелательное отношение властей успокоит народные массы и, главное, рабочие вернутся к
