— Странные у вас отношения, — доверительно сообщил мне Глюк, глядя на меня слегка прищуренными глазами. Прищур у него был не как у Костика: тот как будто пытался прожечь взглядом. А у этого в глазах плясали веселые чертики, и сам он всегда ходил со слегка перекошенным ртом, как будто пытался спрятать улыбку, готовую появиться на лице в любой момент. Наверное, за это его все и любили.
— Точно, — поддакнула я, — странные.
— Вроде вы вот и спите в обнимку, по крайней мере в одной палатке, и ест он из твоей тарелки… А ведете себя как чужие друг другу. — продолжал он делиться наблюдениями. — Вы родственники или как?
Я покачала головой.
— Он просто мой спутник. Ну, или компаньон.
— В смысле — ты его компаньонка? — глаза парня удивленно расширились, как будто я снова сказанула что-то неприличное.
Я снова взяла тарелку у руки и принялась доедать, ожидая продолжения.
Глюк понял, что ответа от меня так просто не добьешься, но сдаваться не собирался.
— А почему ты почти не играешь? У тебя же роль.
— Это не роль, — вздохнула я — и я не Ривер.
— Ну да, я понял. Компаньонка. К тому же Саймона я как-то встречал в «мастерятнике»… — он продолжал задумчиво на меня смотреть, жуя травинку.
— И я вообще не играю, ты что, не понял?
— Так вы здесь правда случайно?
Я кивнула, на всякий случай пока не собираясь вдаваться в подробности и сделав вид, что понимаю, о чем или о ком он говорит. Доела, наконец, остывшую похлебку и отставила грязную тарелку в сторонку.
— Так вы не от гопников здесь скрываетесь?
— Я не знаю, Глюк, честно. У меня вообще амнезия после взрыва, я даже своей фамилии не помню, да и имя мне Константин сообщил. Может, придумал, я не знаю.
Глюк вытаращил глаза:
— Да иди ты! — он снова полез за сигаретой, достал ее из пачки и ошарашенно вертел в пальцах, явно забыв, зачем она ему нужна.
Я машинально вытащила сигарету у него из рук, вынула из костра палочку, прикурила, не задумываясь, что делаю, и отдала ему. Он взял, закурил и снова потрясенно уставился на меня:
— Ты куришь?!
Я очнулась от своих раздумий:
— О, видимо, да. Правда, до этого времени меня как-то не тянуло… — Я была рада, что мы отвлеклись от темы наших с Костиком взаимоотношений и похождений.
— Может, это память к тебе возвращается? — вкрадчиво с надеждой спросил Глюк, заглядывая мне в глаза.
Я снова отобрала у него сигарету и сделала затяжку.
— Вряд ли, — покачала я головой и выпустила дым в сторону костра, — это скорее на уровне двигательных рефлексов. Не разучилась же я держать ложку.
— А что за взрыв? — осторожно спросил Глюк, снова возвращаясь к скользкой теме.
— Я не помню, — уклончиво ответила я. — Я помню только, что он был, и что я получила ожоги.
Я задрала рукав до плеча и показала рубец, который зажил совсем недавно.
— Ого.
Он деликатно забрал у меня из пальцев сигарету, затянулся и вернул мне.
Ночью Константин не пришел спать в палатку. Я лежала на боку, свернувшись калачиком, размышляя, какая подлость с его стороны — вот так, без предупреждения, меня бросить посреди леса. Хотя, если подумать, может, он и верно все рассудил: оставлял он меня все-таки не одну в глуши, а среди людей. И нельзя сказать, что совсем уж без предупреждения. Ведь намекнул же мне при нашей последней встрече. И если уж совсем честно, то непонятно было, зачем он вообще меня с собой потащил: ведь ясно же, что я для него обуза. Без меня у него были весьма неплохие шансы затеряться и выжить. А я, если призадуматься, скорее всего и не нужна никому, включая тех, от кого скрывается Костя. Я даже не уверена, что со мной что-то произошло бы, оставь он меня у Бринцевича. Хотя, конечно, оставить там меня надолго он, скорее всего, не мог себе позволить.
И, хлопая глазами в темноте палатки, сквозь стенки которой слабо пробивался свет костра, почти ничего внутри не освещая, я приняла решение: буду выживать дальше сама.
Я прикинула свои варианты. «Падать на хвост» к своим новым знакомым (да я в общем-то, кроме Глюка, ни с кем и не успела толком познакомиться) мне не представлялось разумным и возможным. Рассчитывать нужно на свои силы. Что же делать? Самое большее через неделю игра закончится, и ребятки вернутся к своей обычной городской жизни. Возвращаться вместе с ними? Или выбраться в другой город (самое поганое, что у меня в памяти не было и намека на название города, в котором я устроила взрыв). И что еще хуже — у меня не было ни копейки собственных денег.
И тут меня озарило. Я резко села в палатке, пошарила вокруг себя, нашла свою куртку, свой рюкзак… Костин рюкзак! И огромную, тяжелую Костину куртку! Я обыскала его карманы, нащупала бумажник, ножик, не было только пистолета…
Я сидела и лихорадочно соображала. Он не забрал свои вещи. Значит, скорее всего, не сбежал. Тогда где он? Может, нашел себе девицу, вроде той, что в вагоне строила ему глазки… Я решилась растолкать Глюка, безмятежно дрыхнущего на своей половине палатки, уткнувшись носом в свой огромный рюкзак.
Он вздрогнул и повернулся ко мне, хрипло крякнув спросонья:
— А? Кого бежим? Куда хватаем?
— Ты Костика не видел?
— Кого? Костика? Костика… А, этого твоего компаньона? Видел. Там он, с Гундулой и Ржавым бухают у москвичей в лагере. И Феанор с ними.
Я так и не поняла, было ли это таким замысловатым эльфийским ругательством типа «черт с ними» или просто кто-то присоединился к пьянке.
— Это далеко отсюда?
— Далеко. На том конце полигона, километра полтора-два… — Глюк слабо махнул рукой в неизвестном направлении, снова уткнулся носом в свой рюкзак, уронил руку и затих.
Я еще немножко посидела в обнимку с курткой и рюкзаком, потом улеглась, так и не выпустив из рук Костиковых вещей, твердо решив про себя завтра при свете дня хорошенько поковыряться в его добре и отсчитать себе немного наличных, чтобы хватило хотя бы на билет до ближайшего города. Мало ли.
Утром Костик объявился как ни в чем не бывало, и от него действительно пахло алкоголем. Но глаза его были ясны, как обычно, и неприветливы. Тоже не привыкать. Он сунулся в палатку ни свет ни заря, попытался вытянуть из моих цепких объятий свои вещи, и я проснулась. Он молча отобрал свой рюкзак, сунул туда бутылку водки, вернул мне свой скарб и снова куда-то исчез. Я бухнулась обратно досыпать, обняв бесценный груз.
Днем, когда я настроилась на очередной ничем не примечательный день, наш лагерь вдруг загудел, как потревоженный улей. На сторожевой башне истерично взвыл сигнальный горн, обитатели поселения в считанные минуты облачились в свои доспехи, похватали игровое оружие, часть из которого подозрительно напоминала настоящее, причем огнестрельное, и заняли свои места на крепостной стене.
