тратить время попусту. Говорите, Клаас. Продолжайте, друг. Опишите нам всю вашу экспедицию, не пропустите ничего. Я хочу все знать. Наша безопасность и охрана нашего будущего богатства требуют полного доверия.
– Золотые слова, ваше преподобие! Перехожу к делу. Не стоит, я думаю, повторять вам, что мы не имеем средств. Вы знаете не хуже меня, что дела идут из рук вон плохо и что нашему маленькому предприятию грозит безработица, и на довольно неопределенный срок. Не то чтобы алмазов стали добывать меньше – напротив. Но, несмотря на то что прииск недавно открыт, искатели стали осторожны. Маклеры вооружены до зубов и в одиночку не ходят, а полицейские удвоили бдительность. Все боятся, товар вывозится под необычайно бдительной охраной. О том, чтобы захватить эти волшебные камешки силой, и думать нечего. Точно так же нечего думать и о том, чтобы как-нибудь хитростью пробраться на склад: тебя схватят тотчас же и предадут суду Линча без промедления.
– Клаас, брат мой, вы говорите, как с амвона!
– Тише! – резко оборвал оратор. – Не сбивайте меня, иначе я потеряю нить. Дело в том, что мы сами виноваты. Мы забыли меру. Не так ли, ваше преподобие? Если бы не вы, мы бы уже давно болтались на хорошо намыленных пеньковых веревках. Но вы, старый мошенник, вы – наше провидение в черном одеянии. Только благодаря вам знали мы день за днем, час за часом, что делается на прииске. Это вы указывали нам, какие дела можно провернуть и когда именно. Вам помогало ваше звание священнослужителя, которое вы себе так смело присвоили. К тому же вы выполняли ваши духовные функции с такой ловкостью, что ни один черт не узнал бы в этом слуге Божьем одного из самых отъявленных мерзавцев в поселке.
– Потом! – перебил его преподобие, внутренне польщенный этим признанием его заслуг.
– Просто я хотел отдать дань почтения тому, кто руководил нами до сих пор и чьи удачно выполненные замыслы принесли нам благосостояние…
– Увы, оно непрочно, это благосостояние! Не будь вы самые горькие пьяницы и самые отчаянные картежники во всей колонии, вы бы теперь были богаты, как лорды…
– А вы? Если бы вы не соединяли в вашей священной особе все пороки, какие вы приписываете нам, и еще много других, вы бы теперь были не бедней самого губернатора.
– Что ж делать, – возразил его преподобие, – человек – создание несовершенное. Потому-то мы и остались без гроша и без видов на будущее.
– А у меня есть план! Вы уже знаете, что я прибыл из Кейптауна, где договорился относительно результатов нашей последней операции. Гроши. Но случай привел меня в гостиницу, где остановился мистер Смитсон с дочерью и зятем. Не могу описать, какое впечатление произвела на меня эта женщина! Она является мне во сне. Сильное впечатление произвел на меня и еще один человек – этот француз де Вильрож. Я ненавижу его больше, чем кого бы то ни было на свете. Ах, с каким удовольствием пошарил бы я кинжалом у него в груди!
– Клаас, брат мой, вы мельчаете.
– Скоро вы увидите, мельчаю ли я и настолько ли меня ослепили две страсти – любовь и ненависть, – чтобы я забыл интересы «Похитителей бриллиантов». Ни мистер Смитсон, ни его родные даже не подозревали, что я нахожусь рядом с ними. А я сумел следить за каждым их шагом, я жил их жизнью, я проник в их тайны. Я, грубиян, белый дикарь, который как будто только на то и годится, чтобы выследить гиппопотама, – я чувствовал себя в большом городе так же привольно, как в здешних пустынях.
– Наконец-то! Узнаём нашего брата Клааса.
– Так вот, они тоже остались без средств. И ни на что они сейчас не рассчитывают, кроме одной сумасшедшей, абсурдной идеи, в которую никто на свете не поверит, а я, возможно, единственный верю.
– Говорите, Клаас! – перебили заинтересованные слушатели.
– Вы слыхали легенду о неисчислимых сокровищах кафрских королей, об этой невероятной груде алмазов, припрятанных где-то на Замбези, недалеко от порогов?
– Бедняга тронулся умом, – перебил его преподобие, – а мы теряем время на то, чтобы выслушивать глупую болтовню.
Клаас пожал плечами, пропустил себе в глотку изрядную струю пойла и весьма холодно продолжал говорить:
– Тайну о сокровищах им выдал кафр Лакми. Вы знавали этого чудака. Я держал его над жаровней и пропекал ему пятки, но ничего не мог из него вытянуть. А у них есть карта местности, – это я знаю наверняка. И они твердо уверены, что найдут этот клад. До такой степени, что сам этот проклятый Вильрож лично отправился на поиски. Я не выпускал его из виду и незаметно проводил до Нельсонс-Фонтейна, где он был вчера вечером. Я слышал, как он там говорил с одним французом-землекопом. Вильрож взял его в компаньоны. Я даже чуть было не получил пулю от этого компаньона, когда подслушивал, о чем говорили в палатке. Если бы у меня была хоть крупица сомнения, достаточно было того, что я услышал, чтобы оно рассеялось. Самый факт существования клада абсолютно неоспорим, и я уверен, что они его найдут.
– Ну что ж, дело ясное. Надо следовать за ними, а потом, когда они найдут клад, надо будет освободить их от этого бремени. Самые простые идеи всегда самые верные.
Клаас скроил презрительную улыбку и с видом некоего превосходства, обычно не свойственного ему, оглядел своих слушателей:
– Плестись по их следам мало – надо их сопровождать. Надо что-то придумать такое, чтобы быть принятыми в их общество. Но это невозможно – они слишком хорошо нас знают.
– А мне это вполне доступно, – заметил его преподобие, на которого подействовала самоуверенность бандита.
– На вас я и рассчитывал.
– И совершенно правильно, друг мой. А я, со своей стороны, охотно повидаю наших бывших помощников, западных бечуанов. Мне нетрудно будет набрать среди них хоть целую команду и бросить по следам французов. Таким образом французы получат почетную охрану, которая будет состоять из самых отчаянных головорезов Южной Африки.
– Хорошо! Недаром я на вас надеялся. Повод для встречи с французами и присоединения к ним по-детски прост. Скоро будет война между кафрами и англичанами. Я сужу об этом по безошибочным признакам. А вы якобы сопровождаете несчастных беженцев, которые переселяются на север, чтобы спастись от войны и основать там колонию.
– Ну, Клаас, вы молодец! Пока что ваш план совершено безупречен.
– А все потому, – мрачно ответил бандит, – что меня днем и ночью гложут две безжалостные страсти. Во
