с обморочной никсой.
– Ты куда… что… – кажется, мальчишка пытался ее остановить и даже в тюфяк вцепился. Это он зря. Весь Ирий знает, что останавливать кирию Иппокризию, главного лекаря Змеевых Пещер, не рекомендуется. Опасно это – для здоровья. Никто потом от такого не вылечит.
Мальчишка по-мышиному пискнул и куда-то отлетел. Криза вывалилась на палубу, волоча тюфяк за собой.
– Свет! – рычала она. – Мне нужен свет! И не один фонарик, а…
Откуда-то возник ее лекарский саквояж – она громко и зло щелкнула замочками и вооружившись новехоньким скальпелем, вспорола повязку.
– Прадедушка Асклепий с пратетушками Гигией и Панацеей! – охнула Криза, раздвигая заскорузлые тряпки. В нос ей ударила вонь. – Та-ак… – зловеще протянула она, а руки ее при этом словно жили своей жизнью. Флакончик антисептика, тоже из мира людей – на руки. Пакетики с запаянными в непроницаемую оболочку скальпели – достать… – Когда она поранилась? – отрывисто спросила она.
– Седмицу назад. – ответил Татльзвум. Криза скользнула по нему рассеянным взглядом, обнаружила рядом, с ее собственным саквояжем, распахнутым наизготовку… и вернулась к пациентке, принявшись обрабатывать операционную зону. – Макровиту нашему рану на бедре обрабатывала, а он ногой как дернет… ее через бортик и перекинуло. А там пока вытащили – на хвосте глазастик висит, зубищами впился…
– Моторы у людей закупили, анестезию взять – не догадались? – отрывисто спросила она, не отрывая глаз от раны.
– Тут свои средства, Ашша к ним привыкла…
– И они не сработали. – хмыкнула Криза, распечатывая скальпель. Что ж, материал об особенностях даров болота уже накапливался: тут есть средства обезболивания, и они слабо действуют на макровитов.
Она всадила скальпель в длинный, чудовищно воспаленный, так что аж чешуя вывернулась, рубец на хвосте старой никсы.
– Ты что делаешь! – завопил мальчишка и попытался кинуться на Кризу.
– Митроха, стой! – Тат уронил саквояж, хватая размахивающего руками мальчишку в охапку.
– А ты, стало быть, ученик. – скользнув равнодушным взглядом по бьющемуся в руках Татльзвума мальчишке, Криза ногой подтянула какую-то плошку… и принялась спускать гной из раны. Во все стороны полетели брызги – кажется, в плошке был бульон. Горло у Татльзвума судорожно дернулось, и он брезгливо отвернулся. Мальчишку, впрочем, не выпустил. – А скажи-ка мне, ученичок, кто тебя учил зашивать необработанную рану? – и она принялась рану расширять.
– Я обработал! – запальчиво выпалил Митроха. – Я мухами толчеными присыпал, и мох положил, и…
– Угу, угу. – согласилась Криза. – Выходит, не такие уж они чудодейственные, эти ваши болотные мухи, да, Татльзвум? Чуть не уморили девочку… – и она принялась удалять омертвевшие края раны.
– Безголовая какая-то! – возмутился Митроха, впрочем, перестав брыкаться. – Лизуна нашего непонятным именем зовешь, старую Ашшу девочкой обзываешь… Какая она тебе девочка: ей сто двадцать зим недавно стукнуло, а тебе?
Иппокризия, дочь Гиппократа, давно переставшая считать года и отмечавшая исключительно столетия, хмыкнула: из раны, наконец, перестал течь гной, сменившись густой темной кровью.
– Фонарик подыми! И держи выше! На руки мне свети! И учти, мальчик – первого потерянного пациента мы помним всегда, сколько бы… веков не прошло. Но у тебя им могла стать твоя наставница.
– Я не… я не…
– Ты – да! – безжалостно отрезала Криза. – Чуть не угробил свою Ашшу. На руки светить, сказала! Не рыдать во время операции! Тампон давай! Вот это… тампон… Не руками, щипцами! Держи здесь! Руки дрожать не должны – никому не интересно, как ты этого добьешься, не должны и все! И та, которая с фонариком, тоже не должна!
– Я фонарик возьму! – подобравшийся сбоку Татльзвум перехватил фонарь.
Криза насмешливо поглядела на бледного, судорожно сглатывающего слезы мальчишку. Да, мой милый, вот так: пока учишься – и ошибок наделаешь, и унижений от старших досыта наглотаешься… а если такой нежный, что не выдерживаешь, в лекарях с такими нервами делать нечего. Вон, в наемники иди… или еще куда…
– Вот так, правильно! – наблюдая за неловкими, но старательными движениями мальчишки, скупо одобрила она, добывая из саквояжа кривую иглу. – Теперь… и только теперь, можно шить. Потом я ей еще антибиотики вколю… Хорошо, что у меня хотя бы драконья подборка всегда с собой! Для никс вообще-то специальные нужны, но можно подумать, кто-нибудь мне сказал, что они понадобятся!
– Можно подумать, если б я просто сказал – ты бы пошла! – мгновенно поняв, кто такой этот загадочный «кто-нибудь», парировал Татльзвум.
– Сама – нет, ученицу бы отправила, она бы не хуже справилась. А ты держи тампон, ученичок! Лет десять держи, а только потом – оперируй! – отрезала Криза, всаживая специальную иглу для чешуйчатых пациентов в шкуру никсы. Конечно, явись Татльзвум в Пещеры открыто, дальше стражи он бы не прошел, и вряд ли ему позволили говорить с Кризой. Вряд ли его вообще стали бы слушать, а если и стали – для никсы было бы поздно. Криза поджала губы: не ее проблема! Ее проблема… И вот тут она поняла, что у нее… у них всех проблема. – Фонарь! – заорала она на Татльзвума. – Фонарь погаси, быстро!
Щелкнул рычажок, свет погас, она запрокинула голову…
– Опять! Опять пропустила!
Темноту над болотом рассеивало слабое, блеклое зарево… предвестник приближающегося рассвета.
– Иголку! Иголку держи! – завопила она, тряся рукой.
– Что? – растерянно переспросил Татльзвум.
– Держи-и-и! – взвыла Криза, чувствуя, как утекают последние мгновения.
И он, наконец, неуверенно сомкнул пальцы на игле.
Криза вскочила. И ринулась к бортику. Быстрый, раскачивающийся бег… оттолкнувшись от бортика лодки, она… прыгнула!
– Куда, безголовая, сожрут! – отчаянно заорал Митроха.
Краешек тусклого от болотных испарений солнца проглянул над черным горизонтом.
Казалось, на краткий миг тонкая девичья фигурка в вихре развевающихся темных волос зависла в прыжке… подернулась смутной дымкой и…
– Драко-о-он! – пронесся над болотом заполошный вопль. – Змей! Бегите-е-е! – и на лодках воцарился Бедлам.
– Стоять! Всем стоять! Не сожрет вас этот дракон! – голос вождя Лизуна, сейчас как никогда похожий на трубный рев Татльзвума Ка Рийо, дракона из личной боевой тройки Великого Водного, перекрыл вопли, придавив панику, точно пламя – толстым одеялом.
Громадные крылья хлопнули, и красно-белая драконица заложила вираж над болотом, так что шипастый хвост вспорол черную жижу. Опустилась на верхушку скалы, небрежно стряхнула с хвоста вцепившегося в кончик глазастика… и вытянула длинную шею к самой лодке с распростертой на палубе пациенткой.
– Ну что замер? Зашивай! – обдавая горячим дыханием, шепнула она.
– Я? – не понял Татльзвум.
– Тут есть кто-то еще? – иронически поинтересовалась драконица.
– А… – Татльзвум покосился на Митроху, понял, что будет большой удачей, если тот хоть тампон в дрожащих руках удержит… и принялся шить.
– Саквояж я вам оставлю. Антибиотики вколоть, рану обработать… и ради
