— просто молча поджала губы. Упрямо, уверенно в своей правоте, с трудом сдерживая глухое раздражение.
Олег Юрьевич глубоко вздохнул, жалея, что пошел на поводу у дочери и подписал тот проклятый договор. Надо было гнать дочь замуж за Строгановых, а не играть в эту вашу модную демократию.
— Василиса, ты же умная девушка, — попробовал зайти с другой стороны Корсаков. — Ты же должна понимать, что в случае, если у бедного сироты внезапно возникают лишние деньги, дорогие машины и возможность дарить девицам бриллианты, — мужчина кивнул на кулон в декольте дочери, — это значит, что он связался не с той компанией. А все истории про удачливых бандитов в нашей славной империи заканчиваются одинаково — смертным приговором.
Девушка как-то странно посмотрела на отца и проговорила:
— Сложно сказать, с той ли компанией связался Александр или не с той, — произнесла она, — но у него уже есть несколько наград…
Олег Юрьевич вздернул бровь, а Василиса, не скрывая гордости, добавила:
— …в том числе квартира, подаренная самим Государем за участие в военных действиях.
С минуту в комнате висела тишина. Корсакова уже надеялась, что убедила отца в том, что ее избранник практически близок к идеалу, как главу рода прорвало:
— Моя дочь, умница и красавица, отличница, маг первого разряда, девушка с невероятным интеллектуальным потенциалом, выбрала себе сапога! — простонал он, приложив к лицу ладонь и качая головой. — Боже, за что мне это все это? Я же хороший человек!
Москва, ночной бар, Николай Распутин
Николай Распутин потягивал дорогое вино и смотрел как элитные эскортницы курсируют по залу туда-сюда, так и напрашиваясь, чтобы их сняли и помяли пожестче.
У Николая своя такая же имелась. Она, правда, все никак не давалась, но Распутин был умен, богат и всегда добивался своего. Что девица ломается и хочет продать себя подороже — было ясно как божий день. Парень был щедр и обходителен, простолюдинка уже б наверняка выпрыгнула из юбок, чтобы удержаться рядом с таким мужчиной.
Но Румянцева простолюдинкой не была. Слегка побитая жизнью, потрепанная невзгодами, но все-таки аристократка. Боярышня! Старшая в своем роду, по сути.
Такую за цветочки и бусики в койку не затащишь. Но тем и интереснее.
Николай Распутин вообще любил нетривиальные задачи. Вот, например, господин Мирный и его слишком ровные отношения с Меншиковым и Ермаковым. Казалось бы, как нарушить систему, пришедшую в равновесие?
Ну, так это же просто — ударить по самому слабому ее звену.
Николай усмехнулся и пригубил от бокала. Он вообще не был большим фанатом силовых методов, но это не значило, что он вообще к ним не прибегал. Все-таки у некоторых настолько плачевный интеллектуальный уровень, что им через голову информация может поступить, только если ее доносит кулак.
Разве ж Николай виноват в том, что не все люди одинаково умные?
— Эй, милая! — окликнул Распутин девицу.
Ему казалось, что она невозможно похожа на Румянцеву — такая же горделивая жгучая брюнетка. Конечно, будь парень более трезв, он бы и не подумал, что у них есть что-то общее.
Но Николай Распутин трезвым не был уже давно. Его пьянил не только алкоголь, но и чувство собственного величия.
Девица в чисто символическом платье, нисколько не прикрывающем жопу, подошла и без разрешения уселась рядом с ним, закинув свою длиннющую ногу ему на колено.
— Привет, Анна, — усмехнулся парень.
— Анна? — чуть удивилась девушка, но быстро поняла, что клиент готов платить. — Я буду для тебя, кем захочешь, сладкий.
— Ты будешь Анной, — подтвердил Распутин, проводя рукой по длинной-длинной голой ноге.
В его идеальном мире все работало как часы: он мнет бабцу, Темников выполняет его ценное поручение, а утром Мирный, Ермаков и Меншиков ругаются в пух и прах.
Но был тут один неучтенный моментец…
Москва, Хамовническая набережная, Александр Мирный
В моем офисе только что прогремел взрыв.
Сказать, что я охренел — вообще ничего не сказать. Рука уже потянулась к телефонной трубке, чтобы звонить Серову или даже Нарышкину, требуя найти ту падаль, что совсем потеряла берега, как вдруг припаркованный у здания чуть-чуть за радиусом взрыва автомобиль сорвался с места.
И все это произошло почти что одновременно: взрыв, вихрь мыслей в моей голове, чужой резкий старт.
Рука, потянувшаяся к телефону, так и не взяла трубу, зато передернула коробку передач. Я утопил педаль газа в полу, и меня чуть вдавило в сиденье.
Случайно удирающая с места взрыва машина?
Ну да, как же! Вот сейчас догоню и извинюсь за все свои подозрения разом.
Черный автомобиль без номеров марки «Нижегородец», неплохо оттюнингованный и наглухо тонированный, несся по улицам спящей столицы, а мой «Руссо-Балт» — за ним. К черту разметку переходов и светофоры — мы летели по Москве, разрезая ночной город светом фар, нарушая тишину визгом шин.
«Нижегородец» удирал, удирал испуганно и отчаянно, это стало понятно уже на первом же перекрестке, когда тачка отчаянно вильнула влево-вправо, видимо, не до конца решив, куда же она все-таки бежит — в центр или в область?
В этом мире еще не было навигаторов в каждом телефоне, и улицы не утыканы камерами на каждом столбе. А потому противнику нужно было всего лишь оторваться на достаточное расстояние и затеряться во дворах или в потоке магистрали. Но ночью на основных артериях города можно посадить самолет, и если у тебя под капотом не что-то сопоставимое с моим «Руссо-Балтом», соревноваться со мной бессмысленно. На прямой моя тачка сделает любую или почти любую.
Я понимал это. А вот противник — нет.
«Нижегородец» торопился и подпрыгивал на лежачих полицейских. Водитель метнул «Нижегородца» влево на ручнике, чудом разойдясь со встречным потоком, метнулся вправо на ручнике, едва не снеся припозднившуюся парочку. Люки прыгали под днищем автомобиля, но никакая сволочь не соизволила поймать удирающую тачку.
Я злился, чувствуя непреодолимую жажду крови и полный сюр происходящего.
На кой черт взрывать пустой офис ночью? На кой черт вообще взрывать офис маленького никому неизвестного стартапа?
«Нижегородец» выскочил на проспект Вернадского, в отчаянной попытке оторваться решил пересечь четыре полосы встречного направления, чтобы повернуть налево.
Несущаяся со спецсигналами карета скорой помощи попыталась уйти от столкновения. Завизжала тормозами, сорвалась в занос, накренилась… Даже не знаю, откуда у меня возник этот припадок вдохновения, я послал воздушный поток, выравнивая карету скорой помощи, и сам притормозил.
Белая машина с красной полосой пронеслась мимо, удержав равновесие, я лишь увидел, как мелькнуло сосредоточенное лицо водителя в форме врача скорика, и дал по газам.
«Нижегородец» оторвался прилично, много-то мозгов не надо, чтобы давить на гашетку по прямой. Но моя ласточка была мощнее, а свернуть на этом участке проспекта было тупо некуда.
Тачка летела
