Ивана создавать поделки под хохлому и под гжель, и покрывать их лаком – эти яйца расхватывали в художественных салонах и на них даже оставляли заказы.
Такие расписные яйца как-то появились в Вене, в доме Дрейзеров, и этот подарок Ули и Гриши был принят с восторгом. Густав не утерпел и показал подарок кому-то из своих друзей, и в Москву ушел заказ на несколько таких яиц производства мастера Ивана Ромашкина.
Тут Свиридов-старший снова смутил покой Ивана – он привез ему расписное яйцо страуса. Пусть оно было не настоящее, из пластика, и роспись выдавала его происхождение из Юго-Восточной Азии, но Иван быстро освоил новый для него размер.
Казалось, его сдерживало только наличие или отсутствие материала – а на балконе вечером загорался небольшой костерок из стружек, и около него собирались обитатели общежития. Именно тут возник первый хор в городе – от посиделок около костерка Ивана Ромашкина.
Роспись большого яйца занимала не меньше недели, долгое время Иван не показывал новые яйца, но потом он создал задел заготовок и спокойно стал заниматься росписью, показывая это только Грише. Но зато первое такое большое яйцо с видом московского кремля и Спасской башни на изумрудном фоне теперь красовалось рядом с маленькими яйцами в квартире Свиридовых.
А Дрейзеры получили два таких страусиных яйца с миниатюрами в стиле палеха по эскизам Гриши, и теперь хвастались гостям подарком из России …
ПУТЕШЕСТВИЕ
– Мама, а ты говорила, что был еще показ мод, на котором снимать не разрешали.
Гриша перебирал фотографии из кучи парижских.
– Да, был, и довольно интересный. Если папу попросить, то …
– Как, папа? Можно это сделать?
– Я думаю, что это возможно. Приготовь фотокамеру, завтра около десяти будь готов …
На другой день Свиридов осмотрел Гришу, приготовившемуся к необычному путешествию, улыбнулся.
Тоня тоже улыбнулась, а Уля удивленно поглядела на обоих.
– Ну, сын, пойдем со мной.
В кабинете Свиридов крепко взял сына за плечи и у Гриши на секунду закружилась голова. Он огляделся и увидел зал, помост через середину, движущихся на него стройных модных девушек, зрителей, услышал звуки оркестра …
– А они нас не слышат? – шепотом спросил он у отца.
– Не слышат и не видят. Снимай, только вспышку отключи на всякий случай.
И Гриша начал снимать, не экономя кадры, выбирая масштаб, выбирая модели.
Остановился он только тогда, когда поток моделей иссяк и кто-то раскланивался у занавеса под аплодисменты зрителей.
– Домой? – спросил Свиридов.
– Домой? – очнувшись переспросил Гриша.
И они очутились в кабинете у Свиридова.
– Впечатляет …
Гриша был удивлен и растерян.
– Мы тебе не рассказывали – на всякий случай. И не болтай.
– Кому? И что? Ну, Уле-то сказать можно?
– Я думаю, что Тоня ей уже все объяснила. Не все, но что могла …
Женщины ждали их с нетерпением и сразу потащили к компьютеру – вставили карту памяти в приемник и стали рассматривать фото на экране монитора, отмечая то, что необходимо вывести на печать …
Разговоров было много, но никто не касался основы – как и каким образом Свиридовы там очутились.
Лишь один раз Уля вздохнула:
– Мне бы там побывать – просто посмотреть город …
– Как-нибудь, Уленька … Как-нибудь … – ответил ей Свиридов.
И этот день наступил. Уля после обеда уложила детей и вышла в гостиную.
– Готова перемеситься в Париж?
– Прямо сейчас? – растерялась Уля, – Вот так?
Она оглядела себя – в потертых джинсах, чистой, но не новой футболке с немного выцветшей иностранной надписью, в легких туфельках …
– Именно вот так. Только не слова по русски! – Тоня тоже оглядела наряд Ульяны. – Все в самый раз!
Свиридов притянул Улю за плечи … и они очутились на набережной. Уля повернулась – совсем рядом, за невысокими зданиями, высилась Эйфелева башня …
Свиридову потребовалось немного успокоить Улю, и он, взяв ее за руку, повел ее от реки в сторону башни …
Потом Уля, захлебываясь, рассказывала Тоне и Грише о том, как они с папой Толей ходили по Парижу, и в доказательство показывала небольшие изящные флакончики духов, купленные там …
– Гришка, я была в книжном магазине, и мне показывали твою книгу с твоим автографом! – восторга Ули не было предела.
А потом она сказала:
– Спасибо, папа Толя, большое спасибо … Мне было … мне было … мне с тобой было так хорошо! Так приятно … Так … я просто не знаю, как сказать … Это – маленький … громадный праздник … Но это – праздник. Спасибо. Но здесь – лучше …
Она сидела между Тоней и Гришей, и Гриша обнимал ее.
Верочка очень серьезно что-то выговаривала своим непослушным куклам …
А в плетенке уютно сопел Коленька …
КАЖДЫЙ ДЕНЬ
ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ
Нельзя сказать, что Свиридов не заботился о своем здоровье – каждое утро он бегал, регулярно тренировался в тренировочном зале в помещении охраны института, плавал в бассейне …
Но частые путешествия в коконе и наблюдения за секретными объектами, длительные проникновения на эти объекты в невидимом состоянии и выполнение некоторых операций, свойственных «татарину», оказывали негативное влияние на его здоровье …
И Умаров часто напоминал ему о необходимости бережного отношения к своему здоровью и в приказном порядке укладывал Свиридова на диспансеризацию – правда, всего на пару дней. Всесторонние обследования организма генерала Свиридова показывали, что он практически здоров и возрастных изменений в организме не наблюдается.
Последнее и радовало, и настораживало Умарова.
Возрастных изменений не наблюдалось и внешне: Свиридов оставался по-прежнему бодр, силен, молодо выглядел, а областная олимпиада показала, что он находится в прекрасной спортивной форме.
А настораживало Умарова именно это отсутствие видимых признаков старении.
Он опасался, что такое длительное ровное состояние организма может впоследствии сказаться в виде скачкообразного изменения и лавинообразного старения организма.
Диспансеризацию проходили и другие сотрудники института – ведущие сотрудники два раза в год, остальные – раз в год.
Операторы на установках проходили осмотр четыре раза в год.
Проходила диспансеризацию и Тоня. И Умаров отметил, что организм Тони Свиридовой тоже практически не подвержен старению – очень похоже на самого Свиридова.
Беседуя со Свиридовым Умаров ничего не скрывал и попытался выяснить причины такого необъяснимого феномена. Но Свиридов, как ни старался, так и не смог сообщить ничего достойного внимания полковнику Умарову, которого издавна и постоянно почтительно называл «учителем» …
КОТЕНОК
Николенька подрастал, и хотя он еще не говорил, но выражать свое мнение и свои желания он научился в совершенстве. И при этом
