— Не надо насмехаться над вещами, о которых я мечтала, Мартин, только потому, что они ничего не значат для тебя, — прошептала она. — Ты должен понимать, что такое для меня семья и почему я хочу, чтобы у Эдвина было нормальное детство. — Она помолчала в нерешительности, потом набралась храбрости и продолжила: — Хорошо, я признаю, что совершила ошибку, поспешив выйти замуж за человека, которого не… любила или недостаточно… любила. Но это вовсе не означает, что я разочаровалась в семейных ценностях… Я бы хотела снова попытаться создать семью… с тем, кто мне… дорог, кто мне… больше подходит. — Синди выдержала испытующий взгляд Мартина, твердо решив договорить до конца. Она должна дать ему понять, что не ждет от него невозможного. — К сожалению, этот человек — неисправимый искатель приключений, вечный странник, который любит играть с опасностью и смертью…
Ее голос был сейчас спокоен, в нем звучала готовность принять ситуацию такой, какова она есть. Но когда ее слова повисли в наступившей тишине, Синди вдруг испугалась, что Мартин может неправильно понять ее и уйти навсегда. Даже редкие короткие встречи — лучше, чем ничего.
Наконец Мартин нарушил молчание.
— Если я правильно тебя понял, такой человек не подходит тебе, поскольку не может дать то, к чему ты стремишься? Может быть, в таком случае тебе стоит поискать кого-нибудь другого?
Синди внутренне сжалась, но все же нашла в себе мужество ответить:
— Я уже совершила одну ошибку, Мартин, — медленно и отчетливо проговорила она. — И не намерена делать другую. Я и сама смогу обеспечить своему сыну нормальную жизнь. Я уже не такая наивная и беспомощная, как пять лет назад.
— Ты хочешь сказать, что готова обойтись без мужчины?
В его тоне звучал скептицизм, если не цинизм.
Синди громко вздохнула. Жить без Мартина будет невыносимо тяжело. Ее сердце уже разрывалось на части. За последние две недели она успела привыкнуть к его присутствию в своем доме. Они много времени провели вместе — она, Мартин и Эдвин, и стали близки друг другу, как одна семья. Все это делало расставание еще более тяжелым. Если бы он мог остаться с ними навсегда…
Несбыточные мечты. Надо постараться сохранить те дружеские отношения, которые им удалось восстановить. И надеяться на его скорое возвращение.
Мартин не стал дожидаться ответа на свой вопрос. Резко выпустив ее руку, он спросил:
— Я могу воспользоваться телефоном? Мне нужно заказать на утро такси в аэропорт.
— В этом нет необходимости, — возразила Синди. — Я сама отвезу тебя. Да и Эдвин наверняка захочет поехать. Он к тебе так… привязался.
Мартин покачал головой.
— Я заранее попрощался с ним. У меня очень ранний рейс. Не хочу никого будить утром. Терпеть не могу расставаний в последнюю минуту!..
Синди едва сдержалась, чтобы не напомнить, что расставания для него — привычное дело. Может, он боится слез и уговоров?
— Как хочешь, — сказала она, стараясь скрыть свое разочарование. — Сколько времени ты планируешь пробыть в Юго-Восточной Азии?
— Приблизительно полтора месяца. Ты уже наверняка переедешь в новый дом к тому времени, когда я вернусь.
Он слегка улыбнулся, заметив, как зажглись надеждой ее глаза при слове «вернусь».
— Это будет замечательно, Мартин. — Она почувствовала, что слезы подступают к горлу, и поспешно отвернулась. — Я закажу тебе такси. Значит, на пять утра, ты сказал?
Сделав заказ, Синди повесила трубку. Она была почти уверена, что Мартин уже ушел, но в это мгновение сильные руки обняли ее сзади за плечи. Он рывком притянул ее к своей груди.
— Я хочу оставить кое-что на память, — сказал Мартин.
Не успела Синди опомниться, как он обхватил ладонями ее лицо и крепко поцеловал в губы, совершенно лишая возможности дышать.
Едва почувствовав трепетный отклик ее тела, он резко прервал поцелуй.
— Постарайся снова не выскочить замуж до моего возвращения! — хрипло прошептал Мартин. Потом повернулся и широким шагом вышел из комнаты.
8
Прошло уже не полтора, а два месяца, а от Мартина не было никаких известий, кроме открытки, присланной Эдвину из Бирмы, и нескольких фотографий, сделанных на берегах какой-то полноводной реки, которые пришли несколько недель спустя в плотном конверте, адресованном также Эдвину Мэрдоку. Больше ничего. Ни письма. Ни записки. Как это похоже на Мартина, со вздохом подумала Синди.
— Дядя Мартин прислал это мне? — воскликнул мальчик, увидев фотографии.
Глаза его ярко вспыхнули. Такого оживления Синди не видела уже давно.
— Да, сынок. Твой… дядя Мартин помнит о тебе, хотя он далеко отсюда. Смотри, а вот и он сам верхом на слоне.
Она бессознательно протянула руку к фотографии и с нежной улыбкой вгляделась в лицо любимого мужчины. К горлу подступил комок.
Может быть, она совершает ошибку, скрывая от Мартина, что ребенок, к которому он так привязался, его сын?
— А когда дядя Мартин вернется? — требовательно спросил Эдвин.
— Я надеюсь, что скоро, милый.
Но сколько времени он пробудет с ними? Грустный вздох вырвался из ее груди. Вправе ли она позволить ему уехать вновь, не сказав правды об Эдвине? Но если она сделает это…
Каково будет мальчику узнать, что у него есть отец, который постоянно находится где-то за тридевять земель? Он и без того уже скучает по Мартину. Если он узнает, что его настоящий отец только и думает 6 том, как бы покинуть дом…
Она не станет уговаривать Мартина остаться. Зачем питать несбыточные надежды? А значит, нельзя открывать правду. Ни отцу, ни сыну. Все, что она может сделать, — это отдать Эдвину всю свою любовь и заботу и уповать, что этого будет достаточно.
К счастью, в последние два месяца Синди была так загружена делами, что у нее просто не было времени сосредоточиться на постоянной ноющей боли, которая после отъезда Мартина поселилась где-то глубоко внутри. Ее дни были заполнены до предела, и к вечеру она чувствовала себя настолько усталой, что засыпала почти мгновенно, не отвлекаясь на несбыточные грезы.
Ее изматывали не только хлопоты, связанные с переездом на новое место. Невероятно тяжелым оказалось расставание с Дороти и Квентином. Было больно видеть, как мужественно они переносят разлуку, как стараются проявить понимание. Но главное беспокойство доставлял ей Эдвин. После отъезда Мартина он стал еще более капризным и упрямым, у него случались внезапные бурные истерики. С переездом в новый дом все еще более усугубилось.
Синди мучили угрызения совести. Она начала понимать, что поступила неправильно, вырвав Эдвина из привычного окружения, разлучив его с бабушкой и дедушкой. Она вполне могла понять, почему мальчик стал таким вспыльчивым. Он так долго сдерживал себя, подавлял свои эмоции! Чувствуя угрюмую враждебность со стороны Теодора, ребенок не смел повысить голос, боясь вызвать резкое недовольство отца.
