Твид проповедует выпускникам иной мир. От каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Это – будущее.
– А не могли бы они попытаться быть последовательными и учить одному и тому же до и после выпуска?
– Власти думают над этим. Школы работают по старой традиции, которая за лучшие знания выставляет высшие оценки. В следующем году они планируют изменить систему оценок. Оценки будут выставляться на основе необходимости, а не достижениий. Худшие студенты будут получать пятерки, а лучшие – единицы. В конце концов, неуспевающие ученики нуждаются в хороших оценках и стимулах больше, чем лучшие студенты.
Качая головой, Джонатан повторил ее слова, проверяя, верно ли он услышал:
– Худшие студенты будут получать пятерки, а лучшие – единицы?
– Да, да, – подтвердила женщина.
– А что же будет со знаниями? Не будут ли все стараться быть менее способными?
– Главное здесь, считает Твид, что это будет революционный гуманитарный акт. Лучшие студенты узнают, что такое добродетель человеческой жертвенности, а худшие студенты – что такое добродетель уверенности в себе. Чиновникам от просвещения было даже предложено рассмотреть эту систему для продвижения учителей.
– А как это понравилось учителям? – спросил Джонатан.
– Некоторые ее полюбили, а некоторые – возненавидели. Моя дочь говорит, что лучшие учителя грозят уволиться, если этот план будет принят. В отличие от студентов у учителей все еще есть роскошь этого выбора – пока что.
Глава 24. Плата за грехи
Джонатан оставил веселящуюся толпу в амфитеатре и пошел по длинному коридору. В дальнем конце коридора на скамейке сидели люди, чьи ноги были скованы чугунной цепью. Наверное, это были преступники, ожидавшие суда. Может быть, здешние чиновники могли бы помочь ему вернуть украденные деньги.
Слева от скамейки была дверь с табличкой «Бюро каторжных работ». У дальнего конца скамейки стояли охранники в штатском: они тихонько разговаривали, не обращая внимания на своих пассивных узников. Крепкие цепи оставляли мало надежды на побег.
Джонатан подошел к ближайшему заключенному – мальчику лет 10, который совсем не был похож на преступника.
– Почему ты здесь? – невинно спросил Джонатан.
Мальчик посмотрел на Джонатана и, прежде чем ответить, тайком взглянул на охранников:
– Я работал.
– Это какая же работа может повлечь за собой такие неприятности? – глаза Джонатана округлились от удивления.
– Я раскладывал товары в Торговом центре Джека, – ответил мальчик. Он хотел еще что-то добавить, но засомневался и взглянул не седовласого мужчину, сидевшего рядом с ним.
– Я нанял его, – низким голосом вступился Джек – крепкий мужчина среднего возраста. На этом торговце до сих пор был испачканный фартук – и чугунная цепь, соединявшая его с мальчиком.
– Мальчишка сказал, что хотел бы повзрослеть и быть как его отец, управляющий складом на фабрике. Ничего более естественного, могли бы вы сказать. Но фабрику закрыли, а его отец не мог найти работу. Поэтому я решил, что работа для парнишки была бы хорошей поддержкой семье. Ну, должен признаться, для меня это тоже было выгодно. Большие магазины наступали мне на пятки и мне нужна была дешевая помощь. Ну, теперь все кончено, – тень смирения пробежала по его лицу.
Тут заговорил мальчик:
– В школе не платят за то, чтобы ты считал и занимался арифметикой. А Джек платит. Я проводил учет товаров и вел журналы – и Джек пообещал, что если я и дальше будут так же продолжать, он разрешит мне оформлять заказы. Поэтому я начал читать профессиональные журналы. Я начал встречаться с людьми вне школы. Я получил повышение и помогал отцу платить за аренду – я даже заработал достаточно, чтобы купить велосипед. Теперь я уволен, – его голос затихал. – И мне придется вернуться назад.
– Ну это еще не так плохо, сынок, если подумать о другой возможности, – заявил общительный здоровяк, державший в руках корзину, полную желтых роз. Он тоже был прикован к мальчику.
– Трудно заработать на жизнь. Я никогда не любил работать на других. В конце концов, я решил, что смогу заработать при помощи моей цветочной тележки. Дела у меня шли хорошо, когда я продавал розы на центральных улицах и городской площади. Людям нравились мои цветы – они мои покупатели, вот. Но владельцы магазинов не очень-то довольны конкуренцией. Они заставили Совет Правителей объявить «коробейников» вне закона. «Разносчик»! Да, так они меня называют, потому что я не могу позволить себе открыть магазин. Иначе я был бы «владельцем магазина» или «торговцем». Я не хочу никого обидеть, Джек, но мой вид торговли появился задолго до твоего магазина. В любом случае, они заявили, что я – нарушитель общественного порядка, уродливое бельмо в глазу, бездельник, а теперь еще и вне закона! Ну как я и мои цветы можем быть всем этим? Я хотя бы не жил на милостыню.
– Но ты продавал цветы на тротуарах, – возразил Джек. – А они должны быть свободны для движения покупателей.
– Чтобы было легче войти в твой магазин? Разве покупатели принадлежат тебе, Джек? Да, конечно, я торговал на собственности Совета. Считается, что она принадлежит всем, но это не так, верно, Джек? В действительности она принадлежит дружкам Правителей.
Джонатан вспомнил рыбака, рассказавшего похожую историю об озере.
– Но ты не платишь огромные налоги, какие платим мы, владельцы магазинов! – усмехнулся Джек.
– А кого винить за эти налоги? Уж точно не меня! – раздраженно выпалил цветочник.
Надеясь охладить спор, Джонатан спросил:
– Так они вот так просто и арестовали вас?
– О, я получил несколько предупреждений. Но я не стал плясать под их дудку. Они что, думают, они – мои хозяева? Я стараюсь работать на себя, а не на какого-то вонючего босса. Да ладно, тюрьма – это ничего. Я могу жить за счет владельцев магазинов.
– Может быть, тебе придется заниматься общественной работой, – фыркнул Джек.
– Я занимался общественной работой! – выпалил продавец цветов.
Мальчик захныкал:
– Вы думаете, что они отправят меня в тюрьму?
– Не волнуйся, парень, – утешил его цветочник. – Если тебя туда пошлют, будь уверен – ты научишься житейскому ремеслу – и не тому, что было на уме у надзирателя.
Джонатан повернулся к группе женщин в комбинезонах, сидевших дальше в линии:
– А вы
