задевают.
— Ну ладно, — Антон дарит мне кроткую одобряющую улыбку. — Посмотрим, на что способна капитанская дочка.
Подхожу к краю, где начинается полоса препятствий. Передо мной отрезок для скоростного бега, лабиринт с движущимися частями, которые мне необходимо будет отбить, как если бы это были удары моего противника, забор с наклонной доской, на вершине которого меня ждут подвешенные к потолку груши, разрушенный мост, ведущий к разрушенной лестнице и ещё одному лабиринту с всё теми же движущимися ударными частями, только теперь они имеют острые концы и норовят отрезать от пытающегося пройти их кусочек, стенка с проломами и небольшая площадка точно после с натянутой колючей проволокой.
Всё это нужно преодолеть в форме и с личным оружием.
Я оборачиваюсь через плечо на Антона.
«Может сразу убить нас, к чему такие трудности-то?», — думаю про себя, пока жду знака от новоиспечённого куратора. Он коротко кивает. В этот же момент раздаётся щелчок включённого секундомера.
Я срываюсь с места.
Полоса предстаёт передо мной бесконечной дорогой страданий. Ещё не успевая закончить один её отрезок, я представляю, как терплю неудачу на следующем, и именно это тормозит меня сильнее собственной неуклюжести.
Я спотыкаюсь о собственные ноги, пока бегу, получаю в лабиринте обтянутой кожей палкой под рёбра и по уху. Роняю меч, пытаясь отбиться, и Антон кричит мне вернуться за ним на пару шагов назад. Лишь с третьего раза забираюсь по наклонной доске, едва не упав из-за одной из груш, которая, в ответ на мой удар, даёт неплохой ответный толчок. На дрожащих ногах преодолеваю разрушенный мост и лестницу. Царапаю щёку, руки и бедро во втором лабиринте.
Из-за боли даже на мгновение забываю о том, что стенка с проломами достаточно высока, чтобы начать бояться. А после из-за страха на автомате прыгаю, падаю на живот, проползаю под проволокой и.… уже не могу подняться на ноги.
— Слава, чтобы упражнение считалось законченным, тебе нужно приколоть флажок к доске, — напоминает Антон.
— И там же оставить шеврон оперативника, — тяжело дыша и через раз попадая зубом на зуб, замечаю я.
Поднимаюсь на колени, сдёргиваю с пояса красный флажок и с последними оставшимися силами, подкреплёнными злобой, втыкаю иголку в пробковую поверхность.
Это конец.
* * *
— Результат не самый худший, — говорит Бен, поглощая ужин с таким удовольствием, что даже мне, только что покончившей со своей порцией и теперь уже сытой, хочется добавки. — Но для оперативника это равносильно абсолютному фиаско.
— Спасибо за поддержку, — сквозь зубы цежу я.
— Я просто говорю правду.
— Тогда заканчивай жрать уже, а то скоро ни в одни джинсы не влезешь.
Бен замирает с куском курицы, недонесённым до рта.
— Оу, воу, женщина! — Его возмущению, кажется, нет предела. — Эй!
— А что? Я просто говорю правду.
Бен, выпячивая челюсть, бросает вилку на тарелку и показательно отодвигает от себя, хотя всё ещё продолжает цепляться взглядом за остатки еды.
— Весь аппетит испортила.
— Да испортишь его тебе, конечно, — я качаю головой. — Ты булочку с завтрака с лестницы уронил, так всё равно поднял её и съел.
— Но это ведь она была с сыром, — Бен со вздохом переводит взгляд на Марка, сидящего напротив.
— Это его любимая булочка, — откликается Марк, при этом ни на секунду не отрываясь от совместного с Даней занятия: тянущейся ещё с их уроков по медицине игры в морской бой. — В4.
— Убит, — Даня с яростным негодованием зачёркивает названный квадрат, так и норовя проткнуть бумагу. — Есть ли смысл играть дальше, если я ни разу тебя не ранил? Как ты вообще корабли свои так расставляешь, капитан Крюк?
— Ловкость рук и никакого мошенничества, — с улыбкой заявляет Марк.
— Да уж, — фыркает Даня в ответ.
Но тут же меняет недовольство собой на предвкушение и даже потирает руки, когда перед ним возникает кружка горячего шоколада, принесённая Ваней. Точно такая же достаётся и мне.
Под испепеляющий взгляд Бена я подношу кружку к губам и делаю первый глоток.
— Как вкусно! — довольно протягиваю я.
— Не за что, — улыбаясь, произносит Ваня. — Новый рецепт: я добавил немного кокоса и заменил корицу на ваниль.
Бен кивает на Ванину кружку, которую тот держит в руках, обхватив тонкими пальцами:
— А мне почему не принёс?
— А тебе вредно, — за брата отвечает Даня.
Беновы щёки недобро краснеют, и всё же он выдавливает, — совершенно точно насильно! — улыбку, которой всем остальным хватает для того, чтобы поверить в Бенову непробиваемость. Я начинаю понимать, что конкретно имела в виду Нина, когда рассказывала о безобидных подколах в сторону Бена по поводу его веса. Это и правда может выглядеть как что-то, на что не стоит обращать внимания; но только для ребят. Бен всё переваривает не так легко, как предполагается.
Он снова не просто слушает, но ещё и запоминает.
В этом настоящем дедушка Андрея Прохорова жив. В этом настоящем у Андрея Прохорова рядом любящая, заботливая мама. В этом настоящем Андрей Прохоров встречается с Полиной — девушкой своей когда-то розовой мечты.
В этом настоящем Андрей Прохоров слишком счастлив, чтобы обращать внимание на подобные шутки. Могу поспорить, он и сам любитель пропустить парочку, показывая людям своё безразличие относительно их слов. Но за Андреем Прохоровым из этого настоящего стоит Бен из другой истории, в которой жизнь не дала парню спокойно существовать, раз за разом пытаясь потопить.
Андрею Прохорову не за что бороться. Бен до сих пор разгребает последствия всех своих битв.
Бен сидит на соседнем с моим стуле, и я могу спокойно положить ему ладонь на колено, чтобы этого не заметил никто из присутствующих.
Так я и делаю.
Стоит только моим пальцам коснуться мягкой флисовой ткани спортивных штанов, как Бенова нога перестаёт дёргаться.
Я знаю Бена. Я понимаю его, пожалуй, даже лучше, чем мне хотелось бы. Так уж вышло; мы столкнулись при обстоятельствах, совершенно не предназначенных для того, чтобы заводить здоровые дружеские отношения, и, наплевав на правила, стали друг другу далеко не чужими людьми.
Мы даже были связаны. Пару раз буквально, по рукам и ногам, но, что более важно, были соединены мысленно. Такое, я полагаю, бесследно не проходит.
Я слегка сжимаю Беново колено, прежде чем снова вернуть руку на стол. Бен никак не выдаёт себя: ни головой не вертит, ни напрягается сильнее прежнего.
По крайней мере, больше не нервничает.
Я делаю ещё несколько глотков какао и толкаю кружку по столу в Бенову сторону.
— Это ещё что за подачки? — спрашивает он, но без той уверенности, когда ты точно знаешь, что переубедить человека
