об этом. Вот почему я проводила целые дни в бурном состоянии возбуждения. Эти глаза на мне. Эти мысли постоянно проецируются на меня. Как сейчас… Хотя я его не вижу.
Мы переехали в дом рядом с маяком пять лет назад, и с тех пор жизнь превратилась в сон, окутанный океанским туманом. Наши отношения изменились в том смысле, что больше нет только одной одержимой стороны. Есть две. Я исчадие ада для этого мужчины, который следит за мной по ночам, преследует меня с ножом, пристегнутым к лодыжке, готовый защитить, занимается со мной любовью, как будто завоевывает мир. Как будто у него будет только один шанс.
Эван перестал быть наемным убийцей, заработав достаточно денег, чтобы жить очень комфортно, управляя маяком по ночам. Освещая тьму от моего имени.
Когда я вернулась к нему, мы провели недели, возможно, месяцы, потерявшись друг в друге. Но он признал мою потребность в продуктивности, поэтому посоветовал мне снова заняться дизайном. Я начала с нашего собственного дома и обнаружила свою цель. Проектирование домов для одиноких женщин, которые чувствуют потребность в дополнительной безопасности. Я проектирую с прицелом на то, чтобы исключить скрытые пространства, пролить свет на темные углы и обеспечить безопасность. Это приносит такое удовлетворение, о котором я и не мечтала.
Приносит ли моя жизнь удовлетворение?
Способы попасть сюда, в это состояние блаженства, могут быть далеки от нормальных, но эти способы мои. Я люблю мужчину, который имеет нездоровую привязанность ко мне, которая, кажется, становится все более сильной с течением времени и которая никогда не изменится. Неважно, сколько раз я просыпалась и обнаруживала, что он смотрит на меня в темноте, сжимая в руках мою сброшенную одежду. Неважно, сколько раз он выводил мое имя чернилами на своей коже. Неважно, сколько шкафчиков он заполнит моими фотографиями в моменты уединения.
Когда в поле зрения появляется маяк, я провожу рукой по горлу. Я ласкаю свои груди, представляя, что это его умелые руки. Мои веки на мгновение трепещут, и когда я открываю их, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида…
Эван сидит на заднем сиденье.
Мое сердце подскакивает к горлу, и я слегка сворачиваю на грунтовую дорогу, хотя опасности нет, так как по обе стороны простираются заросшие травой поля.
— Остановись, — хрипло говорит он.
Дождь начинает лить сильнее, звук влаги, падающей на крышу, заглушает мое хриплое дыхание. Я делаю, как говорит Эван, останавливаю машину на обочине, мои пальцы дрожат, когда я ставлю машину на стоянку.
— Выключи зажигание.
Я задыхаюсь от глубины его голоса, неуклюже следуя его инструкциям.
А потом я чувствую его дыхание на своей шее. Он близко.
Так близко.
Его губы касаются моего уха, когда он говорит.
— Расстегни свое платье. — Я щелкаю одной кнопкой, и его дыхание начинает учащаться. — Быстрее.
Я быстро расстегиваю их, хотя это трудно, когда меня трясет.
— Тебя не было слишком долго.
— Прости, — шепчу я. — Ты был дома, скучал по мне?
Его смех мрачен.
— О, я следил за тобой все это время. Но я мог только стоять и смотреть, но не касаться тебя. — Он разрывает мое платье до конца, оттягивая чашечки моего лифчика, чтобы помять мои груди в своих сильных руках, и машина наполняется моими задыхающимися всхлипываниями. — Садись на заднее сиденье.
Влажная от волнения, я начинаю открывать дверь со стороны водителя, но он не позволяет. Он обнимает меня одной рукой и тянет через передние сидения. Это грубо и немного жестоко. Отчаянно. Как и мы. То, как он швыряет меня на заднее сиденье и рвет в клочья мои трусики в своей руке… это мы. То, как он опирается рукой на окно и проводит своим тяжело дышащим открытым ртом по моему горлу, по моим соскам, обратно в мои волосы, как будто мы не были вместе несколько месяцев… это мы.
— Ты заставила меня ходить напряженным весь день, малышка. — Я слышу, как расстегивается его молния. — Раздвинь свои ножки для меня.
— Да, папочка, — выдыхаю я, раздвигая бедра, наслаждаясь вспышкой первобытной похоти в его глазах, когда он смотрит на мое лоно. Каждый раз, как в первый. Он нежно проводит кончиками пальцев по моему холмику, вниз по влажной щели.
— Боже мой, — стонет он, содрогаясь. Нащупав свою эрекцию, он сжимает ее в кулаке и толкается в меня с напряженным стоном. Грубо входит раз, другой, его рот приоткрывается. — О Господи, это так хорошо.
Я провожу ногтями по его рубашке спереди, скручивая материал вокруг пальцев, притягивая его ближе, всхлипывая, когда он прижимает меня, давая мне полный эффект его доминирования, его мускулов, его одержимости.
— С тобой так хорошо, — говорю я сквозь зубы. — Я твоя. Ты мой.
— Это верно, — хрипит он мне в рот, его глаза дикие. — Заявляй права на меня, пока я заявляю права на тебя. Ты же знаешь, мне это нравится. Расскажи об этом своему папочке.
— Ты мне нужен.
— Да.
— Мне плохо без тебя.
Губы приоткрыты, теперь он толкается в меня яростнее, наши тела напрягаются, наш жар затуманивает залитые дождем окна.
— Хорошая девочка. Еще.
— Я люблю тебя.
Его большое тело содрогается от этого, его рот поглощает мой, его тело безжалостно толкается в меня.
— Джоли, — проскрежетал он, сжимая в кулак мои волосы. — Я люблю тебя. Я люблю тебя.
И он любит. Он никогда не позволяет мне сомневаться в этом ни на секунду. Не во все последующие десятилетия, когда наша взаимная одержимость росла, наша любовь расцветала в маяке на берегу моря.
Конец
