– Значит, и ты, сучка, имеешь к этому отношение, да? – рычит Джинна. – Окей, ребята! С этой самой минуты забудьте дорогу в редакцию, потому что больше вы к ней никакого отношения не имеете!
Схватив свою сумочку, Келли улетает прочь. Мы трое тихонько сидим за столом и не шевелимся, а спустя несколько секунд начинаем весело и звонко хохотать.
– Вы видели её глаза? – смеется Лесли. – Они же чуть не выпрыгнули!
– Только представьте, какое лицо было у Келли, когда она прочитала всё это на своем планшете! – хохочу я громко. – Она же меня на дух не переваривает, а тут почти везде маячит мое имя! Оливер, зачем ты сделал это? Джинна и Келли явно отобрали другие послания для публикации.
– Так и есть. И все они были о них, представляешь?
– Да! – смеется Лесли. – Мне даже показалось, что они сами себе их написали, потому что «Волшебная коробка» действительно почти вся о тебе, Хейзи!
– На вечеринке ты зажгла! – смеется Оливер. – Теперь у тебя этих поклонников – вагон и маленькая тележка.
– Поклонников? – усмехаюсь я. – Какой-то болван, и я даже знаю, какой именно, сказал, что я не умею целоваться!
– Кстати, у Келли это послание на первом месте, – говорит Лесли, поднимаясь с места, – она была страшно счастлива узнать, что ты не умеешь целоваться, и что ты – девственница.
– Конечно, – прыскаю я, – у самой то язык уже в ста тысячах ртов побывал, не говоря уже о количестве парней, с которыми она кувыркалась! Должно быть, зависть, как кислота, съедает её изнутри и очень скоро всё, что останется от Келли Радж – сиськи, задница и надутые губы…
– Что ты сказала, мать твою? – перебивает меня металлический голос Келли за спиной.
Я медленно оборачиваюсь и демонстративно оглядываю её сверху вниз.
– О! Келли! Снова ты. А мы как раз говорим о тебе.
– Что ты себе позволяешь, Пирс? С чего вдруг серая мышка решила, что она может стать пантерой?
– Пантерой? Боюсь спросить, а кем же тогда считаешь себя ты?
– Слушай меня, и слушай внимательно! – рычит Келли. – Такие, как ты, вызывают у меня только одно чувство: бездонную жалость. Вы созданы только для того, чтобы получать хорошие оценки, а потом пропадать днями и ночами в душном офисе, потому что за его пределами у вас нет никакой личной жизни. Ведь, какой нормальный парень захочет трахать унылое бревно, которое даже за свои семнадцать лет толком и целоваться то не научилось? Не говоря уже о том, чтобы по-настоящему полюбить тебя.
В столовой становится настолько тихо, что даже чье-то бурчание в животе похоже на громкую музыку.
– У-у-ух! Вот это речь! Мм… Как ты и приказала, Келли, я слушала тебя очень внимательно и поняла две вещи… Первое: у тебя слишком ограниченное мышление, размером со спичечный коробок для домика Барби. И второе… Мм… Келли, теперь я знаю, что именно ты – далеко не унылое бревно. Наверное, поэтому тебя все трахают? Или парни делают это только потому, что каждый из них искренне тебя любит?
– У-у-у-у, – доносится со стороны.
– Лучше я буду сообразительной серой мышкой, чем легкодоступной гулящей кошкой, которую поимел каждый двор Гринлейк. И да, спасибо, что почти весь выпуск SchoolNewsLake посвятили мне. Приятно, – подмигиваю я.
– Пойдем, Келли! – тянет её за руку потемневшая от злости Джинна. – Решим эту проблему вне школы.
Забавно, никогда не могла подумать, что стану «проблемой» для самых крутых девчонок нашей школы. Кажется, я и впрямь становлюсь популярной.
11В который раз Оливер оказывается прав. Возмущенная поведением Радж и Хил, директор Флорес вновь передает в мои руки школьную газету. Она настоятельно рекомендует не идти по стопам Келли и Джинны, которые ради «популярности» решили опубликовать не самые лицеприятные послания из «Волшебной коробки». Заверив мисс Флорес, что я ни за что не опущусь до уровня пресловутой желтизны, выхожу из её кабинета счастливая и довольная.
– Поздравляю. – Картер Прайс улыбается мне, сидя в приемной с телефоном в руках. – Теперь ты снова командирша.
– Главный редактор, – поправляю я. – А ты что здесь забыл? Неужто «новенький» накосячил и теперь в ожидании выговора? Твои предки уже едут сюда, чтобы краснеть?
– Слушай, да ты же меня не переносишь! – забавляется он.
– Занятия начались больше месяца назад, а ты только-только заметил? – прыскаю я. – А, ну, конечно, проще ведь купаться в бездонном море всеобщего обожания, чем реально смотреть на вещи!
– Почему же бездонном? – улыбается Картер. – Если девушек, которым я нравлюсь – целое море, то твердое и непробиваемое дно – это ты, Хейзи Пирс. О тебя можно пятку сломать или того хуже вовсе ног лишиться. Почему ты такая злая?
– Злость и антипатия – разные понятия.
– Но близкие по значению. Я тебе ненавистен.
– Это громко сказано. Ты мне просто неприятен, вот и всё.
– И с чего бы это? – поднимается Картер на ноги. – Мы с тобой едва знакомы, а ты уже вон как взъелась.
– Ты действительно хочешь знать, почему я не разделяю тотальное обожание твоей персоны? – Расправляю плечи, следя за его неспешным приближением.
– Позвольте узнать, юная леди?
– Окей, – пожимаю плечами. – Мне просто не нравятся, такие как ты. Это чувство похоже на аллергию, знаешь, когда вдыхаешь приторный запах какого-то растения и тут же начинаешь чувствовать жуткое щекотание в носу? Чихаешь без конца, в горле першит, кашляешь так много раз, что потом на рвоту тянет.
– Бедняжка.
– Спасибо за сочувствие, – ухмыляюсь я. – Единственное антигистаминное средство от такого рода возбудителя, как ты, – неприязнь. Да, точно, здесь ты прав. Всё-таки неприязнь.
– Значит, я твой возбудитель, – медленно говорит мне Картер и останавливается напротив. – Что ж, неплохо. Очень даже не плохо, а то после тех публикаций в газете я стал подумывать, что ты и в прямь бесчувственная. Знаешь, такая сухая, – копирует он мои эмоции, – как бледно-желтая, почти прозрачная трава, которая все три летних месяца ни разу не впитала в себя даже малой капли воды и её со всех сторон обдували сильные ветра, от чего она и превратилась в безжизненное создание, не понимающее, для чего оно в этом мире.
– За последние три минуты ты сравнил меня с непробиваемым дном моря и сухой бледно-желтой травой. И после этого ты считаешь, что я не права в своем отношении к тебе?
В его темных глазах сверкают веселые огоньки. Может показаться, что Картер Прайс не на шутку увлечен нашей обоюдной «вежливостью», и ему приносит настоящее удовольствие легкое подтрунивание надо мной. Ещё чуть-чуть и он будет по-приятельски хлопать меня по плечу, приглашая помериться силой за тем деревянным столиком у Криса Мендеса. И пока я думаю, представляю и ужасаюсь тому, что даже чертов сердцеед Прайс видит во мне исключительно человека, с которым можно вот так забавы ради поиграть в теннис деликатных обзывалок, я даже не замечаю, как стремительно всё мое внимание сосредотачивается на его губах. Они шевелятся, кажется, Картер что-то говорит, но слышу я только искаженный глухой звук.
