много возможностей, а хорошие рейсеры зарабатывают будь здоров. Я откладывал каждый свой выигрыш, знал, что ты не задержишься у эр-ланов – и вот, дождался! – Он шагнул к самой границе поля и, пожирая пленника глазами, вдруг добавил с каким-то бездумным, дикарским восхищением: – Ты стал еще красивее, чем два года назад!
Фэлри молчал, бессознательно сжимая обеими руками ворот синего одеяния. Пальцы словно окостенели – сжаться-то сжались, а разжиматься уже не желали.
– Правильно сделал, что сбежал от них! – продолжал Тайрон. – Ты слишком хорош для этих зануд, а я смогу о тебе позаботиться. Как говорится, кто старое помянет… этот мальчишка – просто тухлятина, толку от него все равно бы не было. Даже если он и добрался тогда до Барьера, сейчас с ним и его приятелями там быстро разберутся.
Фэлри хотелось крикнуть, заорать во все горло. Кричать, что он не позволит держать себя здесь, точно животное, что ему нужно спасти мир Питера, что сотни тысяч людей гибнут прямо сейчас.
Но он понимал, что все бесполезно. Тайрон выглядел точь-в-точь, как ребенок, наконец-то заполучивший игрушку, которую давно выпрашивал – только что руки не потирал от удовольствия. И Фэлри узнал слепую, алчную жажду обладания, горевшую в глазах сега. Что-то похожее он видел и во взгляде Питера, только там еще были нежность, любовь, уважение, преклонение. Питер научил его понимать и видеть все это.
Что бы ни сказал Фэлри сейчас, Тайрон его ни за что не выпустит. Он всегда видел в эр-лане лишь красивую вещь, а у вещей не может быть ни своего мнения, ни желаний, ни чувств. Они созданы, чтобы услаждать своего владельца, и только.
Видя, что пленник не собирается поддерживать разговор, Тайрон кивнул словно бы своим мыслям и направился к пандусу, бросив через плечо:
– Осмотрись пока. И да – кричать бесполезно, промышленный район. Знаю, что не станешь… ну да предосторожность не помешает. У тебя слишком красивый голос, чтобы его срывать.
Он поднялся – каждый шаг звонко отдавался под потолком зала. Стальная дверь мягко захлопнулась за его спиной, пискнул электронный замок.
Фэлри на ослабевших ногах подошел к ручью, набрал в пригоршню воды и напился. Веселый плеск струй тоже порождал эхо, к тому же откуда-то звучало как будто чириканье птиц. Неужели здесь есть даже запись звуков настоящего сада? Птички, шум дождя, ветра… хотя да, в «Хрустальном лотосе» было что-то подобное. Питер еще так удивился, когда увидел такой «сад» в первый раз.
Питер! Сильван!
Фэлри медленно сел на теплый каменный пол, сжался в комок и уткнулся лицом в колени. Выбившиеся из прически пряди скользнули по плечам золотыми ручейками.
Он опять облажался и все испортил. Всегда недооценивал Тайрона, считал его тупицей, не способным сложить два и два, а ведь Инза предупреждала, что это не так. Питер и Сильван надеются, ждут помощи, а он, Мелл Фэлри, сидит в клетке с кроватью и садиком и ничего не может сделать! Теперь, зная его единственную уловку, Тайрон будет начеку и не позволит себя оглушить.
Фэлри склонился над ручьем и с отвращением взглянул на отразившийся в переменчивой воде светлый абрис лица. Сердце колотилось, пот выступил на лбу и под жестким краем одеяния, плотно прилегавшего к шее.
Что ж такое, чем он провинился, почему все так его мучают?! Эта пресловутая красота, будь она проклята, одни несчастья приносит! А он, безумец, еще и сделал все возможное, чтобы вернуть ее во всем блеске. Если бы он только мог вот сейчас, в это мгновение превратиться в безобразного, кривоногого коротышку! Тогда Тайрон отпустил бы его, и взгляды прохожих, обращенные к Фэлри, перестали бы светиться откровенным вожделением. Наоборот, люди инстинктивно отводили бы глаза, не желая смотреть на уродца, заготовку, которую природа бросила, так и не доведя до ума.
И Питер в нем любит в первую очередь красивую внешность, в приступе самоуничижения думал Фэлри. Конечно, у них много общего, но молодость не умеет ценить такие вещи, ее влечет лишь зов плоти, и именно он звучит в Питере, когда тот смотрит на эр-лана.
Но он любил тебя и Полуликим, шептал внутренний голос, вспомни его взгляды там, в Башне, когда вы часами обсуждали твои и его изобретения. Для него то ужасное пятно не имело значения, он просто его не замечал и восхищался тобой – тобой настоящим.
Вот только какой же он – настоящий Мелл Фэлри?
Изгой, страстно желавший вернуться в клан Лэ и сбежавший оттуда при первых же трудностях? Изобретатель, придумавший пояс для полетов, который жители Оморона теперь носят, как украшение, как простую побрякушку? Беглец, до беспамятства влюбленный в мальчишку, который бросил его, потому что не смог подняться над мыслью о спасении близких?
С какой стороны ни глянь, он, Мелл Фэлри, просто жалкое ничтожество. Все, что у него есть, – это красота, и именно из-за нее он сейчас здесь.
«Я уничтожу ее, – пришло ясное и логичное решение, и эр-лан медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь рост, – и тогда то, что останется, и будет моим настоящим «я». Тогда я узнаю, действительно ли Питер любит меня или… или просто хочет, так же, как Тайрон. Я докопаюсь до правды и заодно выберусь отсюда. Другого пути нет».
12
Лететь пришлось недалеко – Инза жила в одном из домов «парящего» квартала, который так поразил Питера когда-то.
– Недалеко от Башни, – пояснила девушка с легким смущением, – ну и как-то… природа рядом. К тому же мало кто хочет селиться у приграничной зоны Трущоб, так что жилье дешевое.
Они опустились прямо напротив дома, висевшего сантиметрах в тридцати над травой, и ловко запрыгнули на крыльцо. Каскад ломаных линий, соединенных под странными углами – дом производил впечатление неправильно сложенной головоломки. Или порождения больного воображения художника, одержимого Темным Ликом.
Когда причудливая, многогранная дверь скользнула в сторону, Питер вошел с опаской, ожидая внутри еще каких-нибудь странностей.
Но все выглядело на удивление обычным – с точки зрения Оморона, конечно. Уютное, просторное помещение с высоким потолком, оформленное в мягких желто-коричневых тонах. Стол, пара морфо-кресел песочного цвета и даже морфо-диван – его Питер увидел впервые. На стене огромный гало-экран, на полу толстый светлый ковер с длинным ворсом, такой чистый, что аж страшно наступать.
Сердце вздрогнуло от короткой боли – Питер вспомнил, как спрашивал Фэлри, не укачивает ли обитателей подобных домов. Но на самом деле никакой качки вообще не ощущалось, словно дом стоял на твердой земле.
В отличие от Башни, здесь было целых два окна, одно из которых Инза с удовольствием открыла, сдвинув вверх сложившуюся гармошкой заслонку. В узкий проем ворвался свежий ветер, пахнущий разогретой травой и листьями.
– Только одна комната? –
