– Хорошо.
Он покрутил пустой стакан в руках, вздохнул.
– Врачи дают ей месяца два, – сказал все же. – Об этом еще не объявлено, и открыто никто не говорит, но все уже знают. Сейчас каждый считает своим долгом посочувствовать мне, или, наоборот, подмигнув, тихо поздравить, что я скоро избавлюсь… И я даже не знаю, кого из них я ненавижу больше. Стервятники… Рейнфри уже притащил во дворец свою дочь… она мне в дочери годится, мать ее! Моя жена еще не умерла!
Рикхард поднялся на ноги, отошел к окну. Отвернулся. Ударил кулаком о подоконник.
– Прости, – сказал он. Сжал зубы.
Я подошла, обняла, прижавшись щекой к его спине.
Императрица еще жива, но этот забег уже начался, кто успеет увлечь императора раньше.
Чудовищно.
Возможно, сейчас я нужна ему как щит, от всех этих дочерей, сестер и кузин… Возможно, все куда серьезнее. Наверняка есть что-то, о чем он не говорит мне.
Но если я нужна ему – я буду рядом.
– Некоторые считают, – сказал Рикхард, – что мне не стоит появляться в опере, никаких приемов, никаких развлечений. Они хотят, чтобы я окунулся в траур уже сейчас, чтобы скорбел. Но она жива, черт возьми! Она гуляет в парке, катается верхом и на лодке, в конце недели она устраивает благотворительный бал. Мне искренне жаль ее, жаль, что все так вышло, я никогда не желал ей зла. Но я не готов сидеть и страдать. Это лицемерие. Мы никогда не любили друг друга.
Я чувствовала, как плечи напряжены.
И не знала, что ответить… Да и не мои слова, не мои оправдания ему нужны. Скорее кто-то, кто примет, не став осуждать.
* * *
Закрытая карета с императорским гербом.
Чтобы сделать шаг на улицу…
– Подожди, – я вцепилась в руку Рикхарда, мне казалось, сердце сейчас выскочит. Никогда не думала, что будет так сложно.
– Не бойся, – сказал он. – Я буду рядом.
Может быть, именно этого я и боюсь. Выйти вместе с императором. Ведь это значит… Разве так можно?
Но отступать поздно.
Сейчас, я соберусь…
Нам открыли дверцу.
– Давай руку, – сказал Рикхард.
Быстро спрыгнул на землю, помог выйти мне. Прямо перед нами высокая мраморная лестница. И люди… все смотрят на нас.
Я чуть было не отдернула руку, но Рикхард не позволил.
– Не дергайся, – сказал тихо. – Никто из них не посмеет тебе ничего сказать.
Но руку, все же, отпустил. Мягко, спокойно, словно просто помог даме выйти из кареты.
– А тебе? – тихо спросила я.
Чужие взгляды жгли огнем.
– Для императора есть свои преимущества, – чуть заметно улыбнулся он, кивнул кому-то. – Я ни перед кем не обязан отчитываться. В государственных делах – да, но не в личных. Сейчас сила на моей стороне. Как Генрих, знаешь: если церковь не позволяет королю расторгнуть брак и жениться вновь, значит король может поменять церковь.
Он ухмыльнулся.
– Ты смеешься, да?
– Почти. Но пока я способен обеспечить победу в Мироке и Галендаре, пока знаю, как выбить хорошие компенсации, и в казну поступает достаточно средств – они могут сколько угодно воротить нос и шептаться о моем неподобающем поведении по углам. Но прямо высказаться не посмеют. Я позаботился, чтобы им была выгодна моя благосклонность. Не волнуйся, я отлично вижу границы, которые не стоит переходить. Не отставай.
Он шел быстро. Больше всего я боялась споткнуться на лестнице. Даже не потому, что все увидят, какая я неуклюжая, а потому, что Рикхард, наверняка поймает меня, подставив локоть, и мне придется дотронуться… Мне все казалось – это кощунство. Даже просто быть рядом с ним…
Я боялась смотреть по сторонам, боялась этих взглядов. Казалось, все смотрят на меня… хотя, наверно, смотрели на Рикхарда. Поклоны и реверансы…
– Рикхард!
Меня так трясло, что я даже не сразу поняла, кто подошел к нам. Лорд Лангер. И девушка с ним.
– Я смотрю, ты не теряешь время зря! – широко улыбаясь, сказал он. – Хочу представить тебе свою кузину Эвин, дочь Ингмара.
Эвин была хороша… не броская, но изящная, утонченная. И не совсем уж девочка, около двадцати. Леди, совершенно точно знающая себе цену.
Она чуть склонила голову, чуть присела, но не более, чем этого требовал этикет.
Она смотрела на Рикхарда с живым интересом, но без тени восторга и подобострастия, как смотрят… на памятник.
– Да и ты, Лан, время не теряешь тоже, – согласился Рикхард.
– Дядя считает, что пора выводить ее в свет, – небрежно пожал плечами лорд Лангер. – Как раз война закончилась, самое время. А то у них в глуши достойного мужа не найдешь.
– Рад знакомству, леди Эвин, – Рикхард вежливо улыбнулся. – Как вам столица?
Она тоже улыбнулась, так удивительно непринужденно и мило.
– Пока блеск слишком слепит глаза, Ваше Величество. Я не успела разглядеть.
– Вы привыкнете, – сказал Рикхард. – Но я тоже хочу представить вам свою спутницу: леди Мэрион Гарарт, вдова Эдварда. Ты, возможно, помнишь его, Лан, он помогал нам в Галендаре. Без его таланта мы не добились бы столь многого.
– О, да, конечно! – лорд Лангер чуть театрально поклонился, поцеловал мою руку. – Леди Мэрион! Мои соболезнования! Вы не в трауре? Но мне казалось, Эдвард был неженат.
– Ты многого не знаешь о нем, – сказал Рикхард.
– Возможно.
Лорд Лангер смотрел на меня. Не в трауре… Платье на мне темно-серое, довольно строгое, но точно не траурное. Я…
– Я скорблю в своем сердце, лорд Лангер. Но это платье – последний подарок моего мужа, думаю, он был бы рад видеть меня в нем. Это дань памяти.
Видела, как Рикхард улыбается.
– Я обещал Эдварду титул, – сказал он. – И, кроме того, позаботиться о его семье.
– Позаботиться? У тебя отлично выходит!
– Да, Лан. Моя забота о подданных столь же искренна, сколь и твоя забота о здоровье Ее Императорского Величества, – что-то такое скользнуло в его голосе. Убийственное. Намек, понятный обоим… – Но, думаю, нам пора занять свои места, скоро начало.
– Конечно, – лорд Лангер чуть склонил голову, только в этом поклоне был вызов. – Но неужели ты думаешь, что Одальберга должна страдать в одиночестве?
– Я думаю, ты понимаешь меня, Лан.
– Безусловно. Приятного вечера, – он ухмыльнулся. – И вам, миледи.
Рикхард решительно шагнул в сторону, давая понять, что разговор закончен. Я за ним.
Мы еще трижды останавливались по дороге для взаимных приветствий, каждый раз Рикхард представлял меня, каждый раз эти лорды благосклонно целовали мне руку. Они не знали кто я, не могли знать.
