Книга Девчонки, я приехал! - Татьяна Устинова

Сергей Ильич перед зеркалом поправлял галстук, как гусак вытягивая шею.

Чёрт знает что. То ли он так уж сильно похудел, то ли отвык совсем от галстуков — и шея отвыкла тоже! — но выглядел он, прямо сказать, неважнецки.

Прямо по-дурацки он выглядел!..

И для чего затеялся этот поход в ресторан! На заводе считают не то что часы, минуты до спуска ледокола на воду! Все работают света белого не видя, а начальника КБ — здрасте-пожалуйста! — понесло в ресторации ужинать!

Сергей Ильич в гневе распустил галстук и принялся завязывать по новой. Когда-то буржуи придумали, что мужчина должен носить на шее эдакую дрянь, да ещё шелковую, да ещё неровную какую-то, странной формы, и до сих пор все носят — и коммунисты, и комсомольцы!

…Вместо того чтобы шляться по ресторанам, хорошо бы подумать в тишине.

Вот так сесть за стол с чистой, отглаженной скатертью — спасибо соседке, доброй Марье Мартыновне! — и подумать как следует. Его московские дела так и не были решены, и он знал, что решать их придётся в ближайшее время.

Но — как?!

Он здесь, на заводе, ему некогда спать и есть, он превратился в истеричку — орёт по каждому поводу, курит по две пачки папирос в день.

Начальник первого отдела Гицко такую кампанию развернул против начальника КБ, только держись!

Сергей Ильич держался уже плоховато — прав был когда-то старик Логунов. Работать стало в миллион, в миллиард, в десять миллиардов раз сложнее! Всё время приходилось оправдываться, писать какие-то бумаги, запрашивать характеристики, а Гицко не отставал.

Он вцепился в Сергея Ильича, как мурена в кита — кажется, у них, у этих мурен, есть такое свойство: они не умеют разжимать челюсти, если уж ухватили добычу. Они могут только вырвать кусок мяса или пожрать добычу целиком — но не отпустить, даже если им грозит опасность.

Сергей Ильич завязывал галстук, представляя себе мурену — мерзкую синюю рожу, плоскую пасть, — и мечтал отрубить ей голову топором.

…Хорошо бы никуда не ходить сейчас.

Хорошо бы отрубить голову мурене, вздохнуть с облегчением — как прекрасно жить, когда свободен, когда мурена не терзает окровавленный бок! — сесть и подумать.

Потом взять на тумбочке телефон, притащить за стол, вызвать междугороднюю и…

В дверь позвонили.

— Открыто! Входите!

Затопали сапоги, и в комнату вдвинулся человек в тужурке и фуражке — водитель.

— Машина подана, — отрапортовал он.

— А дядя Коля?

— Забрат. В машине дожидается.

Сергей Ильич прицепил галстук, посмотрел на него в зеркало — не на себя, а именно на него, на подлый галстук! — махнул рукой и взял со стула пальто и шляпу.

— Поедем.

В «Победе» было тепло и сильно накурено. Дядя Коля на ковровом диване сидел неудобно, словно на колючей проволоке, и смолил самокрутку.

— Оно, может, и хорошо на авто раскатывать, — выговорил он, не здороваясь, — а только я тебе скажу, не по мне это. Я бы лучше пешочком.

— Я бы тоже, — признался Сергей Ильич. — Только мы с тобой пешочком, дядя Коля, как раз к ночи придём! «Астория» где! А мы где!

«Победа» дала гудок и покатила по набережной.

Пассажиры молчали. Дядя Коля всё смолил.

Сергей Ильич искоса на него взглянул.

Старик тоже нарядился, по-своему. Он был в чёрной пиджачной паре, косоворотке, смазных сапогах, на голове вместо привычного картузика с пуговичкой — фуражка. И видно было, что всё ему неловко — ехать в «Победе», сидеть на диване, терпеть на себе пиджачную пару и фуражку!..

Между тем идея встречаться в «Астории» принадлежала именно ему, дяде Коле.

Сергей Ильич вдруг развеселился.

— А чего мы в ресторан едем, дядь Коль? Поехали бы вон на Финский залив, костёр бы развели, водочки выпили! Посидели бы, поговорили!

— Да чего лучше, — подхватил дядя Коля с раздражением. — Только он заладил: веди в ресторан да веди в ресторан! А я в их, в ресторанах энтих, сроду не бывал! Вон на той стороне пивная, знаешь, «Второе дыхание» в народе прозывается! От там и культурно, и выпить есть, и закусить! Нет, говорит, давай в ресторан!

— Да кто говорит, дядя Коля? Ты мне так и не объяснил!

Старый мастер затушил самокрутку о подошву сапога, зажал окурок в горсти и постучал водителя по плечу жёлтым от курева и постоянной работы с железом пальцем.

— Ты, милай, останови нас вот хоть у храма Божьего. Мы малость пройдёмся, ноги разомнём!

— У какого храма Божьего? — не понял водитель.

— Возле Исаакиевского собора, — пояснил Сергей Ильич.

Как видно, старик собирался секретничать всерьёз — ну что ж, пусть! Сергей Ильич давно уже понял, что дядя Коля ничего и никогда не говорит и не делает впустую, хоть и любит прикидываться недалёким стариком, который кроме тяжелой работы ничего в жизни не видел.

— Стало быть, вот что, — начал дядя Коля, когда они выбрались из машины и не торопясь пошли по залитой палехским солнцем и лужами мостовой. — Звать его лейтенант Колокольный. Это в войну он летёхой был, а сейчас, мож, и капитан, а то и того… бери выше.

Мастер огляделся по сторонам и потянул Сергея за рукав — тут начинался скверик, где прогуливались пенсионеры, бегали ребятишки и няньки катили коляски. Дядя Коля приостановился и стал сворачивать очередную самокрутку.

Сергей Ильич молчал, ждал. Знал, что торопить старика нельзя, надуется, вообще ничего говорить не станет.

— Мы с ним всю блокаду тута, в Ленинграде, прожили. И вот я тебе говорю: дельный мужик, умный. Навроде тебя.

— Да кто он такой-то? — всё же не выдержал Сергей Ильич. — Откуда?