– Я лег ночью рядом с тобой потому, что котел быть ближе к тебе. Я испытывал только нежность – ничего больше. Я не трогал тебя. Совершенно невинное удовольствие – так провести ночь. А сейчас я напугал тебя. Прости. Такого никогда не случалось раньше, чтобы я тебя оскорбил. Прошу, прости меня.
Кэтрин расплакалась. Она глотала слезы, не в силах справиться с собой. Она оплакивала свою вину, стыд и страх. Ее реакция на поведение Фредерика была естественной, но, Боже, чего только она не наговорила ему! Однако ведь это он тогда бросил ее, а сейчас, со злостью, сказал обидные слова и воспользовался своим физическим превосходством. А может, она ошибалась в оценке его.
Кэтрин робко приблизилась к нему сзади. Она уже не сердилась, более того, стыдилась себя и надеялась, что он тоже смягчится.
– Фред, извини меня, – сказала она тихонько, – это было глупо с моей стороны, и что еще хуже, несправедливо по отношению к тебе. Мне ужасно совестно. Я хотела тебя разозлить, была вне себя. Думаю, что и... – Кэтрин сбилась, пытаясь объяснить свои чувства. Даже сейчас у нее внутри все кипело.
Он тихо выругался.
– Я искушал тебя.
– Очень мило с твоей стороны. – Она пыталась представить в смешном виде то, что произошло между ними. – Ты гораздо лучше, чем думала я. Но когда я разозлюсь, то не соображаю, что говорю.
– Ясно, никто не соображает, я тоже. Посмотри на меня, Кэт. – Он повернулся и увидел следы слез на ее глазах. – Черт! – выругался он, подошел к столу и взял сигарету. – Прости, дорогая, я потерял самообладание. Такое не часто случается со мной, потому что это отвратительно. Но ты достигла своей цели, и это напоминает мне время, когда, шесть лет назад, мы были вместе.
– Пожалуй, ни один из нас не должен вспоминать об этом.
– Пожалуй, – задумчиво произнес Фредерик. Он снова казался спокойным и сосредоточенным. – Во всяком случае, сейчас. Мы продолжим завтра. – Он улыбнулся, и Кэтрин почувствовала, как спадает его напряжение. – По-моему, нам не следует ждать, пока мы обоснуемся и начнем спорить.
– Не стоит. Но учти, что там, у тебя в Сандерленде, я всегда буду раздражительной, – ответила, смеясь, Кэтрин. Она встала на цыпочки и поцеловала его. – Я правда прошу прощения, Фредерик.
– Ты уже прощена!
– Да? Только помни, если такое случится еще раз, то тебе несдобровать.
Фредерик дернул ее за волосы и тоже рассмеялся.
– А не выпить ли нам еще кофе, пока не сел самолет?
Он ушел в буфетную, а Кэтрин стояла и вспоминала то, что было шесть лет назад.
Она отлично все помнила: каждое слово, каждый жест, каждую ошибку. Они были одни, и он хотел ее. И она хотела его. Затем что-то с ней случилось, то ли в ней взыграла гордость, то ли это был страх потерять невинность. Она оттолкнула его, не объясняя причин, начала кричать почти истерически. Он был внимателен и сдержан, но потом его терпение лопнуло, вроде как сегодня. И внезапно он стал холоден, ужасно холоден. Сопоставляя эти две реакции Фреда на ее поведение, Кэтрин предпочла пылкую и неистовую, как сегодня, той презрительно-ледяной враждебности.
Она и тогда сказала, что рождена не для него и не желает, чтобы он даже прикасался к ней. Он принял ее слова за правду в покинул ее. Кэтрин хорошо помнила, в каком она была тогда отчаянии, в каком смятении, как раскаивалась! Любовь перевешивала все остальное. Но когда на следующий день она стала его искать, оказалось, что он уехал не только из отеля, но и вообще из Лондона. И потом он не давал о себе знать целых шесть лет. Она читала о нем только в журналах и газетах. И ни в компаниях, ни в ресторанах, куда она ходила, никто о нем не проронил в ее присутствии ни слова. Ни слова о том, почему Фредерик Эмбридж стал коллекционировать женщин, как трофеи.
Кэтрин прилагала все усилия, чтобы вычеркнуть его из памяти. Пение, музыка, стихи помогали заполнить образовавшуюся пустоту в ее жизни. Она остепенилась, научилась контролировать свои поступки и самостоятельно устраивала свою жизнь. Так будет лучше, решила она тогда. Она и сейчас боялась поддаться своим чувствам, с опаской поглядывая на буфетную. Фредерик был все так же опасен для нее.
Он был прав, говорила она себе. Надо быть сдержаннее и помнить: у них впереди совместная работа над партитурой.
11
По дороге они остановились в деревенской гостинице. Кэтрин она понравилась так же, как и окрестности Сандерленда. Все здесь напоминало ей времена короля Артура. Легко было представить себе звон мечей, блеск доспехов, стук копыт быстрых коней, пущенных в галоп. Вересковые заросли и цветущие повсюду розовые полевые цветы, легкая дымка от моросящего дождя, такого привычного в Англии, – все это создавало романтическую обстановку. Кэтрин пленяли коттеджи, окруженные буйно разросшимися садами, зеленые лужайки с мягкой травой, желтые нарциссы и голубые гиацинты.
Позавтракали они по-деревенски коричневыми яйцами, толстыми ломтями бекона, овсяными лепешками и снова сели в маленький автомобиль.
– Как выглядит твой любимый дом, Фред? Ты никогда не рассказывал мне о нем.
– Я решил дать тебе возможность самой увидеть его. Он уже недалеко.
– Он как замок из средневековых романов? А соседи там есть?
– Никого, полное уединение. Это одна из причин, почему я купил здесь дом.
– Ты антиобщественный тип, – сказала она, засмеявшись.
– Инстинкт выживания, – поправил он ее. – Иногда я выбираюсь сюда, когда свирепею от суеты. Потом возвращаюсь, окунаюсь в повседневную работу и получаю удовольствие от нее. Это известного рода разгрузка. Я же говорил тебе, что стал зрелым человеком.
– Да. Как ты умудряешься быть таким популярным? Все твои альбомы повторяют прошлогодние, и все равно идут нарасхват. Только пять песен были новыми. Но песни, которые ты написал в последнее время, – лучшие.
– Ты так думаешь? – спросил он. – Твоя похвала приятна мне, дорогая.
– Ты частично написал их здесь? Что же останется на мою долю, если рядом будет такой талантливый соавтор?
– Да, я пишу большинство песен здесь. Это удобно и в другом отношении – мои родные живут не так далеко отсюда, и они иногда навещают меня.
– Я думала, ты живешь в Лондоне.
– Главным образом, там. Но, когда мне нужно серьезно поработать или хочу побыть в одиночестве, то приезжаю сюда.
– Вероятно, большая семья тебе мешает? – произнесла Кэтрин, притворно равнодушным тоном.
Он ничего не сказал, помня, что разговор о семье для нее – запретная тема. В прошлом он порой затрагивал эту тему, но она всегда уклонялась от нее.
Фредерик знал, что она была единственным ребенком и так же, как и он, в семнадцать лет ушла из дома. Удовлетворить свое любопытство он как-то попытался, спросив у Марианны о семье Кэтрин. Но Марианна не раскрыла тайну, хотя знала все, что касается подруги. Эта тайна одновременно огорчала и привлекала Фредерика. Но в конце концов он перестал ее спрашивать и сейчас продолжил свой рассказ.
