— Мать моя Богородица! — От удивления я осел на бревно. Да ты еще ребенок!
— Что??? — Возмущению Ангелины не было предела! Даже кулачки до бела сжала. — Я уже взрослая! Через восемь, нет, семь месяцев стану совершеннолетней!
— Вот взрослая, а детскими фразами оговариваешься.
— Кто бы говорил! Немного старше меня, а смущаешься сильнее. И жизни совсем не знаешь! Вот! — Ангелина скрестила руки на груди, подперев грудь, и вздернула носик. В своем сарафанчике сейчас она выглядела очень деловито так, что я чуть не рассмеялся, забыв о причине спора.
— Ты права. Не знаю и знать не хочу, и давай закончим на этом. — Давя улыбку, стараясь ответить с серьезным тоном, сказал я.
— Тебе что, и правда, двадцать восемь? — Насторожено спросила Ангелина.
— Нет. — Рявкнул я. — Хватит расспросов. Не заставляй меня думать, что я совершил ошибку, забрав тебя из того оврага. Не усложняй мне жизнь. — Неожиданно, буквально за секунду, я вскипел от ярости. Вот кого угодно доведет.
— Один вопрос, ответь честно! Тебе больше двадцати пяти или меньше? — Совершенно не реагируя на мою реакцию, продолжает она. Ведь не отстанет…
6.2
— Больше. — Закатил я глаза, готовый взмолиться. — Довольна? Это последний раз, когда я отвечаю на вопросы о возрасте. — Ангелина судорожно соображая, уселась на принесенный мною вчера пенек. Теперь у нас… Тьфу… у меня их три. Один, самый широкий, вместо стола и два вместо сидений.
— А по тебе не скажешь.
— А я и говорю. На лбу у людей многого не пишут. Пойми и запомни.
— И не надо на меня так смотреть. Я не по годам умная.
— И эту фразу мог сказать только ребенок. Не находишь? — Ангелина залилась краской.
— Нашелся взрослый. С детскими страхами. — Хмыкнула девушка. — Я спать, а то завтра вставать рано. Ты обещал дать мне немного прогуляться по лесу. — С достоинством королевы Ангелина отвернулась и с гордо поднятой головой проследовала в свои покои.
— Завтра попривыкнешь к ходьбе, а к выходным пойдем в село, где автобус до твоего города ходит.
— Угу… — Ответила Ангелина уже в подушку.
— Эй, кнопка, ты чего? Опять что ли сырость мне развела? — Я не смог уйти и сел на край лежанки. Уж никак не могу в себе сил найти, когда она плачет.
Я нагнулся над девушкой и потеребил ее за плечо.
— Ну. Полно тебе. Уедешь и забудешь старика. — Девушка резко перевернулась на спину, и я встретился в полным возмущения взглядом.
— Даже если тебе все тридцать — ты мне нравишься! — Всхлипнув, ответила Ангелина, вытерев слезы рукавом и шмыгнув носом. И тут неожиданно ее взгляд поменялся на озорной. — И знаешь еще что?
— Что?
6.2.2
— Нагнись, ну ушко скажу. — Я нагнулся. Ангелина обвила шею своими руками, но вместо того, чтобы прошептать, притянулась сильнее и соприкоснулась со мной губами, начав робко, неумело целовать. Мне следовало оттолкнуть ее, но я не мог, и не потому, что боялся задеть чувства девушки. Я как никогда хотел разделить их с ней, хоть и не смел сейчас ответить тем же действием, так же как и не смел оттолкнуть.
Не думал, что спустя столько лет почувствую подобное. Даже в годы учебы, во время моих многочисленных попыток исследования женской половины, я ни разу не чувствовал подобного при поцелуе. Было желание, но никогда не было того трепета, с которым душа рвется к другому человеку, когда ты хочешь отдать всего себя несмотря ни на что.
— Мое сердце ожило и бешено колотилось. Я не узнавал себя. Но один в поле не воин. Ангелина, так и не получив от меня ответа, несмотря на все свои старания, потерянно, со слезами, скопившимися в глазах, отстранилась.
Не знаю, что на меня повлияло. Ее васильковые глаза, с дрожащими каплями росы на них, ее румяные щеки или приоткрытые, немного подрагивающие от обиды губы, но я окончательно сошел сума.
— Смотри, как это делается, — прошептал я ей в губы и впился бешенным странным поцелуем, поймав ее не верящий, полный восторга взгляд, который тут же затуманился.
6.3
6.3.1
Очнулся я от треснувшего в очаге полена. Всю жизнь на него молиться буду. В тот момент я уже всем телом прижимался к Ангелине, а она доверчиво жалась ко мне, дрожа и постанывая от моих поцелуев в шею, ниже… Я даже уже успел справиться с верхними завязками на ее сорочке, но, хвала полену, не перешел дальше.
Не давая себе времени снова потерять голову, я мгновенно оторвался от девушки и с разбегу спрыгнул на холм под дикий возглас Ангелины.
Приземлившись, я обернулся и посмотрел вверх. Ангелина подбежала почти к самому краю уступа и с ужасом смотрит вниз. Мне захотелось броситься назад, обнять и успокоить девушку, но в первую очередь мне сейчас нужно успокоиться самому и понять, что происходит.
— Оставайся там. — Крикнул я ей.
— Арсений, ты не поранился? Темно. Я почти тебя не вижу. — Кричит она в ответ, не скрывая беспокойства. Ей вторит эхо, отражающееся от стен пещеры и разносящееся по лесу.
— Все хорошо. Иди спать. Тебе завтра силы нужны. Я вернусь.
Не думал, что во мне еще живы эти человеческие инстинкты. Ладно она, глупый, несмышленый ребенок… А я-то, сто лет в обед, куда??? Как услышал ее возраст — словно ножом по сердцу! Нет, ну а что думал? Да, видел, что молоденькая, но не на столько же… А сколько испытала? Меня ей для полного счастья не хватает…
Я-то… Сколько уж людей не видел? А тут такая красавица! Бывало, в мое время, и в четырнадцать дочерей нередко выдавали. Но сейчас не мое время, и женщина — не моя. Не существует мне пары, и хорошо…
Нет! — Внезапно накатило негодование. — А она? Тоже хороша! Явно не один жених вокруг нее крутится. Почему тогда ее ко мне тянет? Мог бы списать на благодарность, да не благодарят так, забывая себя. Влюбилась? Нет! Быть не может… Только не в меня! Да вот только поцелуи первые кому попало не отдают. Девушкам для этого чувства нужны. А то, что это первый был, даже не сомневаюсь. Слишком неумело она начала. А у меня откуда сноровка такая взялась? Невольно прикоснулся к губам. От оставшегося тепла и ее аромата на губах прошло приятное тепло по телу.
Что это? Не показалось? С обычным человеком, — но не со мной! Еще ни разу за это время сердце даже от бега не участилось, а тут от одних воспоминаний вскачь пустилось и тело нагрелось. Обычно, что я, что камень на этой дороге, как солнцем нагреет, такой и температуры.
Домой надо идти. А то спрыгнул, напугал ее. Наверняка волнуется, не спит. Посмотрел на верхушку горы, усеянную россыпью ярких звезд, вздохнул и несмело зашагал домой.
— Арсений, это ты? Совсем стемнело, и очаг погас. Мне страшно. — Услышал я робкий голосок и поспешил успокоить.
— Я. Сейчас подброшу пару поленьев, не волнуйся. — Голос, вопреки моим желаниям, прозвучал слишком бархатным и полным заботы.
