— Оксана, пойдем, — тянет меня в сторону Гена, но я отдергиваю руку. Совсем забыла про мужа. Вижу только Арслана Бакаева и его крепко сжатые губы и равнодушный взгляд. Подавляющий и выворачивающий мою душу наизнанку.
— Нет! Я скажу, что хотела. Так вот, господин Бакаев, если мы сейчас не договоримся о чем-то конкретном, то я начну действовать, — блефую, но у меня нет выхода. — Думаете, со мной не связывались журналисты по поводу того инцидента с аварией? Они нашли меня и предложили большие деньги за статью о нашей с вами связи. Не знаю, как они меня обнаружили, но теперь точно не отцепятся. У меня есть что им рассказать. Думаю, им понравится правда о вашей семье. О том, что ваша жена никогда не была беременна и носила накладной живот. Я всё расскажу. А если вы меня посадите в тюрьму, — предостерегаю его, — журналисты выстроятся в очередь, чтобы взять у меня интервью. Я ни о чем не умолчу. Мне нечего терять, а вот вам — да.
Оттарабанив свой смелый монолог, продолжаю стоять стиснув кулаки и трепещу в ожидании ответа Бакаева. Считаю до десяти, пытаясь дышать… Мне так трудно это делать в его присутствии, невыносимо.
Бакаев молчит, только внимательно изучает меня. Я только что объявила ему войну. Не знаю, чего можно добиться такими методами, но все другие я уже попробовала. Может быть, с сильными мира сего и стоит говорить на их языке? Угрожать и запугивать.
— Что конкретно ты хочешь, Оксана?
Вижу, с каким трудом он выдавил эти слова, буквально заставил себя вытолкнуть их наружу. Естественно, он не привык идти на уступки. Но я рада, что нащупала его слабое место. Репутация важна для Бакаева.
— Я хочу сделать тест ДНК. Сегодня. Незачем тянуть. Если окажется, что это мои родные дети, без суда и долгих проволочек договоримся о совместной опеке. Я думаю, что такой отец, как ты, может дать девочкам хорошее обеспеченное будущее, но им также нужно и материнское тепло. Маленькие пятилетние девочки не должны ходить к психологу.
— Поедешь со мной, — озвучивает он свое решение после короткой паузы и переводит взгляд на Гену, спрашивая с пренебрежением: — Мужа тоже с собой потащишь?
— Что? — моргнув, непонимающе гляжу на мужчину напротив.
— Девочек я отправил в другое место, туда же пригласим специалистов, чтобы взяли кровь на анализ. Ты поедешь со мной. И я спрашиваю, нужен ли тебе рядом муж?
— Он мне не муж, — заявляю, встречаясь глазами с обескураженным взглядом Гены. — Это только между нами, Арслан. Я не хочу подпускать к девочкам посторонних.
— Лялька, что ты такое говоришь! Я — и посторонний? — Гена пораженно смотрит на меня, кидаясь увещевать: — Ты не можешь поехать с ним, он согласился сделать тест, мы подождем в гостинице.
Отпихиваю его руки в сторону и, не собираясь проявлять сострадание, говорю, глядя в перекошенное от боли лицо:
— Гена, спасибо за то, что ты сделал для меня, но теперь всё закончилось. Ведь ты же не мог рассчитывать, что всё останется по-прежнему, когда уговорил меня отправить Лизу в тот лагерь?
Он отшатывается и мямлит:
— Ты о чем?
— Ты знал, что в лагере будет сестра Лизы, — с горьким удовлетворением доношу до него свою догадку. — Возможно, ты предполагал, что Бакаев заберет мою дочь, и в этом ты не ошибся. Но не учел, что я буду бороться всеми способами. Думал, уеду домой поджав хвост и буду в твоем полном распоряжении? Признайся, Гена, она мешала тебе, моя Лиза, — голос твердый, хоть и дрожит, в горле плотный ком, который не могу сглотнуть.
Да, я не любила Гену как мужчину, но я привыкла к нему, к его заботе и грубоватому мужицкому характеру и простоватому юмору с обилием морских терминов. Он рассказывал интересные истории о дальних странах и своей работе и привозил заграничные подарки.
Мне искренне жаль, что в наши отношения вмешались его чувства, я бы отдала многое, чтобы он был просто моим отцом. Настоящим. О лучшем я и не мечтала. Смаргиваю слезы и тихо говорю:
— Ген, давай не будем устраивать сцен из уважения к тем долгим годам, что мы провели вместе.
— Лялечка, да как же так… — только и бормочет он, но я решительно покидаю перинатальный центр, не оглядываясь назад. Злым движением смахиваю слезы и выхожу на улицу, где плотный знойный воздух мгновенно обволакивает тело и лицо. Сильный контраст между температурами в помещении и снаружи заставляет меня пошатнуться, кружится голова.
— Кажется, предварительно нам нужно заехать в больницу, ты бледная, краше в гроб кладут, — обвиняет Бакаев, оказавшийся рядом и поймавший мое слабое тело в свои руки. Это объятие со спины, как и обычно, лишает меня равновесия. В прямом и переносном смысле.
Но не поэтому я дергаюсь и отталкиваю от себя Бакаева. Просто хочу поторопить его и избежать разговора с мужем, который выбегает из здания следом.
— Поедем, пожалуйста, — прошу у Бакаева, непроизвольно хватая его за руку. Он смотрит на мои пальцы, стиснувшие его ладонь, и кивает.
— Мой человек отвезет тебя в больницу, пройди обследование и жди меня. Я останусь, мне нужно дождаться адвоката.
После этих слов он усаживает меня на заднее сиденье роскошного автомобиля, припаркованного прямо у входа в центр. Причем это единственный автомобиль в таком роде. Все другие, как положено, занимают места на парковке. Бакаев же не преминул и здесь продемонстрировать свою исключительность. Странно, что в здание не вкатился на машине.
Черные тонированные стекла и глухие двери прячут меня от Гены и Бакаева. Мужчины стоят лицом к лицу и что-то обсуждают. Но меня мало волнуют их разговоры. Прикрыв глаза, я ликую от маленькой победы.
Скоро я увижу свою малышку.
Глава 18
— Что ж, Оксана, пора нам обсудить всё по-человечески. Пересаживайся на переднее сиденье.
Время до новой встречи с Бакаевым пролетело стремительно. И вот я снова имею сомнительное удовольствие лицезреть эту каменную статую. Он вообще умеет улыбаться? Такой грозный и непоколебимый. Неужели он и с дочерями такой?
— Мне и здесь хорошо, — всем видом показываю, что прекрасно себя чувствую на заднем сиденье, похлопываю по короткому подолу платья. Я тут окопалась, даже капельку вздремнула, утомленная осмотром у врача и процедурами.
И «по-человечески»— это как?
Тяжелый усталый вздох сопровождает слова Бакаева, который стоит возле распахнутой двери автомобиля и ждет, что я послушаюсь и выйду.
— У нас нет времени на твое упрямство и препирательства. Будет удобнее разговаривать, если ты сядешь на пассажирское сиденье.
— Ты хочешь сесть за руль? — удивленно смотрю на него, не понимая тяги к вождению после такой страшной аварии. — Ведь у тебя же есть водитель. В прошлый раз ты нас чуть не угробил.
— Оксана… — глухой требовательный голос посылает по моему телу изморозь мурашек. Чувствую, что просто тяну время и испытываю его терпение. Это не в моих интересах, проще подчиниться и сделать так, как он хочет…
