Он облокотился на локоть и впервые за вечер заглянул мне в глаза.
— Твое.
7
В кабинете Корнелиуса царил беспорядок. Из-за бумаг не было видно ни кусочка блестящей полировки на дорогой мебели: кругом валялись таблицы, финансовые отчеты, распечатки статей, аналитические справки и даже газеты. Корнелиус старался читать ежедневно хотя бы «Гералд» и «Филадельфия интеллидженсер», но все равно их непрочитанные экземпляры продолжали накапливаться. Были в кабинете и экземпляры «Таймс», которые он изучал особенно внимательно.
Эдвин выглядел изможденным. Он по-прежнему был одет в тройку с галстуком, верхняя пуговица уже несвежей рубашки была застегнута. Корнелиус запретил подключать к работе персонал «Зейл ньюс», а это означало, что Эдвину приходилось самому выполнять то, что при обычных обстоятельствах он спокойно поручил бы проходившим практику магистрам делового администрирования. Он выполнял все прилежно и качественно, но времени на сон практически не оставалось.
Из Корнелиуса, напротив, энергия била ключом. Он не мог заставить себя сидеть на месте и постоянно перескакивал с одной проблемы на другую. Он полностью отдался подготовке к предстоящей сделке и буквально замотал Эдвина.
В кабинет вошли банкиры «Блумфилд-Вайс». Первым шагал Бентон, за ним двигался Дауэр, но теперь, когда сделка перешла в практическую плоскость с соответствующей оплатой гонораров, их команда увеличилась до шести человек. Не исключено, что в штаб-квартире банка на Броудгейт сделкой, не афишируя ее, вплотную занимался еще целый батальон сотрудников.
— Прошу извинить за беспорядок, джентльмены, — начал Корнелиус. — Как продвигаются наши дела с банками?
Дауэр открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил Бентон:
— Отлично. Думаю, что сначала были кое-какие сложности: уж больно велики цифры — от этого никуда не денешься. Но нам удалось уговорить «Бэнк оф Скотланд» стать ведущим управляющим.[17]Это надежный банк, и я уверен, что свою работу он сделает качественно.
— Каковы их условия?
— Энди? — Бентон повернулся к Дауэру, кипевшему от возмущения. Корнелиус видел, что Бентон старается отодвинуть Дауэра на вторые роли, а тот с этим явно не согласен. Корнелиус всегда находил это стремление банкиров показать собственную значимость утомительным, но за двадцать лет уже привык к этому. При всех своих недостатках, а их было немало, «Блумфилд-Вайс» всегда был рядом с ним и в хорошие, и в трудные времена, а это дорогого стоило. Но Корнелиус никогда не доверял им безоглядно. В конце концов, они были инвестиционными банкирами со всем, что из этого следует.
Дауэр принялся объяснять детали финансовых условий, которые банки захотят включить в юридические документы, и презентации, ожидавшей Корнелиуса и Эдвина на следующий день. Затем беседа вновь перешла к цене, которую они были готовы заплатить за «Таймс».
— Мы попросили своих аналитиков присмотреться повнимательнее к «Беквит коммьюникейшнс» Ивлина Гилла, — сказал Дауэр. — Конечно, это полностью частная компания, а ее счета — запутанный клубок холдинговых фирм, владеющих контрольными пакетами других. При заимствовании Гилл обращается к небольшой группе швейцарских банков. По нашим оценкам, Гилл исчерпал свои возможности получить дополнительное кредитование и вряд ли сможет что-то противопоставить вашим восьмистам пятидесяти миллионам. Он не захочет для этого выходить на рынок облигаций, а его корпоративная структура слишком запутана, чтобы выпустить акции без фиксированного дивиденда за такой короткий срок.
Корнелиус не собирался недооценивать своего противника. Сэр Ивлин Гилл был дородным мужчиной с дерзким взглядом и выдвинутой вперед тяжелой нижней челюстью. На заре карьеры он продолжил дело своего отца, торговавшего сталью в Шеффилде, но, почувствовав приближение кризиса отрасли, переключился на драгоценные металлы, а потом его семейная фирма занялась игрой на международной товарной бирже. В восьмидесятых годах он вложил часть полученных доходов в приобретение «Беквит коммьюникейшнс», издательской фирмы, выпускавшей журналы. Именно эта компания потерпела поражение в торгах, когда продавалась «Гералд», но зато на будущий год ей удалось приобрести таблоид «Нью-Йорк глоуб». Затем Гилл купил лондонский таблоид «Меркьюри» и целый ряд газет и журналов в Европе, Австралии и Южной Африке, а также книжное издательство в Лондоне. Хотя «Беквит коммьюникейшнс» не публиковал своих финансовых отчетов, но, по слухам, газеты Гилла были очень прибыльными. Они все отличались популизмом правого толка и играли на патриотизме, недовольстве иммиграцией и бюрократизмом, что всегда находило понимание у читателей, где бы газеты ни выходили. Такую же линию, только более тонко, проводили даже более серьезные политические еженедельники во Франции и Швеции, что привело к увеличению тиражей. Его вклад в развитие средств массовой информации был отмечен рыцарством, которого он удостоился от правительства консерваторов в 1996 году, то есть за год до их поражения на выборах.
— Гилл пытался сбить цену, — заметил Корнелиус. — Вы знаете, как это делается: согласиться на запрашиваемую цену в принципе, а потом ее всячески снижать, ссылаясь на проблемы, с которыми вы якобы столкнулись при детальном изучении. В данном случае это нестыковки в отчетах и недостаток средств в пенсионных фондах.
— Для нас эти проблемы могут тоже оказаться вполне реальными, — заметил Дауэр.
— «Лекстон медиа» считает, что все это глупости. Они уже сыты этим по горло. Что для нас даже лучше, если мы выйдем с более щедрым предложением.
— А откуда это известно? — поинтересовался Бентон.
— У Эдвина есть надежный источник.
Наступило неловкое молчание. Эдвин уставился в лежавшие перед ним бумаги, а остальные за столом лихорадочно соображали, кто мог быть этим источником. Корнелиус знал, что Эдвин пользовался репутацией человека, который ради достижения своей цели позволял себе время от времени использовать незаконные методы. Он не спрашивал Эдвина о его источнике и не хотел знать ответ. Возможно, это было неправильно. Корнелиус понимал, что с его уходом в отставку репутация добропорядочности, которая закрепилась за его фирмой, уже не будет такой безусловной…
— Отлично! — наконец произнес Бентон. — А теперь, полагаю, самое время обсудить бросовые облигации.
— Ты уверен, что звать тебя обратно бессмысленно, Зеро? — Саудовец улыбнулся и отпил апельсинового сока. В ресторане «Клэриджиз» в этот ранний утренний час было тихо. Они с Кальдером были единственными посетителями, не считая одинокого бизнесмена в дальнем углу. Их столик был накрыт на троих — одно место пустовало.
— Уверен, — ответил Кальдер, улыбнувшись старому прозвищу, закрепившемуся за ним во времена торговли облигациями. — Но все равно спасибо, что спросил.
— Вообще-то я не теряю надежды и буду спрашивать, пока однажды ты не согласишься, — заверил его собеседник.
