— Приставать ко мне бесполезно, я сейчас никакая не доктор, а купальщица и загоральщица, — кокетничала Вера, с удовольствием ощущая себя действительно просто женщиной. Она прекрасно поняла, для кого была затеяна демонстрация ловкости.
Под эту легкую болтовню незаметно, но красиво, по-крымски ярко начался закат. Народ на пляже не убывал, все спасались от жары в море, не обращая никакого внимания на сумерки. На потемневшей воде танцевали огни морского порта, и уже намечалась бликами расплескавшаяся оранжевая краска заходящего солнца. То и дело слышались крики разносчиков всяческой снеди. К шуму южного города, как к постоянному фону, ухо начало привыкать. Фон складывался из возгласов «Ма-а-роженое в вафельных стаканчиках!», негромких интимных предложений «Креветки, первая свежесть, экологически чистые рачки», криков мамаш «Ты куда, маленький мерзавец?! Уже синий весь!», шума прокатных водных мотоциклов, грохота песни из ближайшего ресторанчика, ритмичного шороха волн по крупной гальке и разговоров, разговоров, разговоров...
Разговоры Веру умиротворяли, она время от времени кивала то Оле, то Ивану — они спорили, кажется, о непостоянстве крымской погоды. Андрей больше помалкивал, теребил свои усы, Галя пила воду из пластмассовой бутылки. Становилось темнее, но не прохладнее. Мимо прошел еще один живописный торговец, он разносил пахлаву. Провожая его взглядом, Вера заметила невдалеке сидящего на топчане рядом с полной женщиной парня. Вгляделась, подняла бровь.
— Николай, — негромко сказала Вера.
Парень завертел головой.
— Логвин, — добавила она.
Парень уставился на Веру, не узнавая. И тут полная немолодая женщина, тоже взглянувшая на Веру, вскочила.
— Родная моя! — закричала она, подбегая и тяжело увязая в песке. — Матушка! Спасительница!
Подбежав, плюхнулась у топчана на колени и зарыдала, сотрясаясь всем своим крупным телом. И компания, и все окружающие с веселым любопытством наблюдали,, как смущенная Вера пытается поднять тяжелую тетку, как бегает вокруг и басовито лает белый спаниель. Женщина кое-как успокоилась и дала себя усадить рядом с Верой на топчан, но тут же громко завопила узнанному доктором сыну Николаю, чтоб он немедленно подошел и бил земные поклоны, в суматохе подошедшего сына не было слышно: Вера уговаривала женщину успокоиться, мол, все это пустяки, та благодарила без конца и вновь начинала плакать. «Точно как вы говорили, ну все правда! Целых полгода я ждала, как вы велели, и он вернулся!» — всхлипывала она. Вера уже раскаивалась, что позвала Николая, и старалась успокоить женщину. «Я очень рада, что у вас с сыном все в порядке», — повторяла она.
Николай, неловко кланяясь, увел свою темпераментную маму в сторону выхода с пляжа. Вера, улыбаясь, помахала им рукой. Галя, Андрей и Иван тут же потребовали от доктора объяснений, когда и как она спасла жизнь маме с сыном.
— Да никого я не спасла, — с досадой отмахнулась Вера, — история обыкновенная и банальнейшая.
— Не верим! — громко бушевал Жаровня.
Его жена просила не кричать на весь пляж, в то же время с любопытством поглядывая на Веру и ожидая какой-нибудь невероятной истории. Андрей присоединился к общим просьбам, даже Оля с Кириллом пересели поближе.
— Ну, давай, ма, не томи, — сказала Оля. — Пусть все знают, какая ты у меня волшебница.
И Вера рассказала, как несколько лет назад была в Москве по приглашению своего коллеги и учителя, известного в мире психотерапевтов специалиста, врача и создателя собственной клиники. Он проводил что-то вроде конференции, но чисто практической: все приглашенные ему ассистировали. В одной из палат лежала женщина в состоянии депрессии. Случай хоть и не безнадежный, депрессия не эндогенная (то есть вызванная не внутренними разладами в организме, пояснила рассказчица, а внешними причинами), но тяжелая и затяжная. В один не очень большой отрезок времени женщина получила несколько ударов судьбы: потеряла работу, узнала, что ей изменяет муж, и выгнала его. Но главное, она перестала получать письма от сына. Взрослый самостоятельный парень, не найдя себе применения в городе после армии, завербовался в войска ООН, прошел все подготовки и уехал. Тут как раз началась война в Эфиопии, два письма пришли оттуда. А после очередного конфликта с соседней маленькой страной письма прекратились. Их не было уже несколько месяцев. Женщина обращалась к военным, ей не отвечали. Она решила, что сын погиб, неудачно пыталась покончить с собой и теперь находилась в клинике под строгим постоянным надзором. Тупое пассивное подчинение, отсутствие интереса к жизни, аппетита, отсюда замедленность и кое-какие нарушения физиологического свойства, похудела на пятнадцать килограмм...
В таких случаях, объяснила Вера, нужно только время, оно лечит, но, к сожалению, часто не успевает, слишком медлит. Тогда на помощь приходит химия, антидепрессанты. В один из обходов Вера присела возле пациентки. Стараясь нащупать ниточку доверительного контакта, попросила показать фото сына. И потом, сама не зная почему, вдруг сказала: «Ваш Коля жив. Просто не может сейчас написать. Он и сам переживает, что не может, понимает, как вы волнуетесь. А вы обязаны ждать и твердо — понимаете, твердо! — знать, что он жив, что вы ему нужны, что не имеете права вот так взять и оставить его одного. Да, вам больно, у вас невыносимая психическая боль, это от нее
ВЫ пытались спастись, уйти в небытие. Но вы думайте не о ней, а о том, как было бы больно Коле, если бы он вас лишился. Намного больнее, чем вам! Вы же этого не допустите? Ради него вы обязаны все вытерпеть и жить».
Неожиданным утверждением, что сын жив, Вере удалось слегка вывести пациентку из состояния заторможенности. Она теперь охотнее шла на контакты, только все время держала в руке фотографию сына, смотрела на нее и повторяла: «Живой». Видно, крепко поверила.
~ Потом я вернулась домой и забыла об этом, — сказала Вера. — Хватало других пациентов и более тяжелых случаев. А сейчас посмотрела вокруг и узнала ее сына, стало любопытно, окликнула. Вот и все.
— Ничего себе «вот и все»! — выдохнул Жаровня без всякой паузы, не давая слушателям хоть немного задержаться мыслями на рассказе и осознать. — Теперь понятно, чего она устроила тут такие танцы!
— Действительно, Вера, — с каким-то почтительным ужасом сказала Галина, — как же вы узнали, что сын живой? Вы что, по фотографии можете все о человеке узнать? Вы предсказательница? Ясновидящая?!
Вмешался Андрей.
— Не налетайте на человека. Психотерапевт в отпуске.
Кирилл и Оля гордо улыбались, будто психотерапевт
принадлежал лично им. Андрей же счел возможным попросить:
— И все-таки ужасно интересно узнать, как у вас это получилось. Расскажете?
Вера уже некоторое время чувствовала легкий дискомфорт и тревогу. Обычно, если что-то грозило людям из ее внутреннего круга — близким родственникам или любимым подругам, — организм сигнализировал головной болью, сжатием сосудов, слабостью. Но сейчас тревога была едва ощутимой, дети находились рядом, и Вера отнесла свое состояние на счет слишком большой порции крымского солнца. Значит, надо отвлекаться разговорами.
