Началась утомительная настройка параметров мозга. Прежде всего маг вернул себе зрение... и ужаснулся. Он лежал в общей палате, накрытый тонкой простыней и совершенно голый. По соседству находились примерно двадцать больных, окутанных шнурами, дыхательными трубками и шлангами для переливания крови. В палате было темно, на дворе стояла глубокая ночь. Когда маг вернул себе слух, то констатировал полнейшее отсутствие каких-либо звуков, кроме шелеста листвы за окном и жалобного попискивания простенькой кардиоаппаратуры.
«Реанимация.... Ну что ж, могло быть и хуже. Из морга мне уже приходилось выбираться, чертовски неудобно ломать железную дверь холодильника изнутри. Лежишь, как в гробу, даже рукой как следует не размахнуться!» – утешил себя Мартин и вернулся в режим настройки функций своего потрепанного организма.
Регенерация поврежденных участков и обеспечение минимальной жизнедеятельности отнимали приблизительно девяносто процентов сил, жалкий остаток нужно было распределить с умом. Избрав для зрения и слуха минимальные показатели (маг видел на расстоянии шести-семи шагов, притом картинка дрожала, расплывалась и была черно-белой, словно у настоящего дальтоника), Мартин выкроил жалкие три-четыре процента энергетического запаса для усиления опорно-двигательных функций. Без обоняния, осязания и вкусовых ощущений на первых порах пришлось совсем обойтись. О подключении нервных окончаний не могло быть и речи, тогда Гентар не смог бы выбраться из палаты, а упал бы на пол и обрек бы себя на несколько часов незабываемых впечатлений, по сравнению с которыми посещение средневекового костоправа показалось бы лишь безобидным сеансом легких и даже приятных шлепков по попе.
Особо тяжко оказалось сползти с кровати и, с грехом пополам устояв на подгибающихся ногах, сделать первый шаг. Колени не слушались, руки тряслись, покрытый белым налетом язык свисал из открытого рта, из глаз текли слезы, ну и нос тоже был на мокром месте. Однако самое обидное, что в голове мага блуждали не относящиеся к делу мысли, энергию которых он не мог направить на благое дело выздоровления. Это была другая система, чуждая для обычного человеческого организма, подарок Коллективного Разума, который хоть и находился под его черепной коробкой, но был хорошо защищен от вмешательства даже самого обладателя-моррона.
«Пациент номер семь: ножевое ранение в брюшную полость, обширное кровотечение, множественное повреждение внутренних тканей, через несколько часов впадет в кому и уже из нее не выйдет. Пациент номер двенадцать: черепно-мозговая травма, повязка наложена плохо. Врачи бездарно обкололи его препаратами, которые нейтрализуют действие друг друга. Эффективность лечения три-четыре процента, в то время как минимально допустимый порог – сорок-пятьдесят...» – ставил экспресс-диагнозы бывший некромант, пока с черепашьей скоростью двигался по узкому проходу между койками.
Вот уже полтора века Мартин не практиковал, опасаясь вступать в конкуренцию с университетской профессурой и прочими представителями официальной медицины. Если бы было возможно лечить людей, не привлекая излишнего внимания, он непременно посвятил бы работе в одной из клиник большую часть своего свободного времени, но, к несчастью, гении скальпеля и микстуры всегда обретают то, чего совершенно не хотят и к чему безудержно стремятся бездари, – известность и славу. Мартину часто приходилось сдерживать свои лекарские порывы, но эта ночь стала приятным исключением.
«Какого черта?! Я покидаю Полесье и уже никогда сюда не вернусь. Пора кое-что показать олухам в белых халатах!» – решил маг, почувствовавший вдруг неимоверный прилив сил и неуемное желание оказывать помощь.
Благородный порыв стоил ему приблизительно получаса драгоценного времени, но зато маг покидал палату для безнадежных под греющий сердце писк мигающих зелеными датчиками аппаратов. Проснувшийся от неприятных завываний дежурный врач так и не смог осмыслить произошедшего чуда: восемь из девяти коматозников одновременно пришли в себя, пятеро из восьми безнадежных больных, как сговорившись, пошли на поправку, а один пациент бесследно исчез, прихватив с собой казенную простыню.
* * *
Ночная духота сводила с ума. Толстенький лысый охранник вытер рукавом униформы пот со лба и открыл форточку, нарушив тем самым инструкцию 42Р/8 «...О целостности охраняемого контура...». Но в тесной каморке все равно было нечем дышать, рубашка прилипала к грузному телу, а по вискам били неуемные молотки боли. Вентиляция не работала, а принесенный из дома маленький вентилятор лишь гонял по комнате горячий воздух. Неизвестно, где и чему учился финансовый управитель третьей старгородской больницы, но он почему-то постоянно путал понятия «экономика» и «экономить», сберегая гроши на мелочах. Неисправная вентиляция, грязь в подсобных помещениях и регулярно опадающая с потолков штукатурка надежно прикрывали дыры в разворованном больничном бюджете. Кто-то купил недавно новый энергомобиль, а кто-то разорялся на порошках, отстирывая старенькую, пропитанную потом и рвущуюся на локтях форменную рубаху.
На третьем часу дежурства упитанный старичок не выдержал духоты и нарушил инструкцию 42Р/9, то есть, проще говоря, плюнул на формальности и открыл окно, естественно, не забыв перевести сигнализацию на нулевой контур.
«Кому приспичит грабить больницу, в которой и так уже все разворовано? Здесь же ничего нет, кроме сотни-другой доходяг и двух десятков замороженных окочуриков в подвале, – воевал с чувством ответственности лысый старичок, когда-то давно военный, полковник линейных войск, а ныне едва сводящий концы с концами пенсионер. – Ничего не случится, я же здесь, в комнате, и при мне оружие...»
Жужжание комаров и мошек, кружащих возле единственного фонаря во дворе, внезапно было прервано тихим, протяжным свистом. Что-то летело снаружи, что-то стремилось в комнату, но разобрать, что именно, стало возможным, лишь когда оно достигло цели. Маленький дротик с пушистым опереньем вонзился в толстую, выпирающую над воротником шею старика. Охранник покачнулся, потянул руку к затылку, пытаясь вытащить впившуюся в него осу, но потерял сознание и упал, роняя на пол журнал дежурств, а заодно и свозя со стола не первой свежести скатерть.
Через миг в комнату ворвалась тень. Рослый мужчина в черном плаще как будто перелетел через подоконник и, приземлившись, зашарил рукой в перчатке по стене в поисках выключателя. Тусклого света настольной лампы, чудом не упавшей, ночному гостю показалось мало.
– Не смей, Арно! – прошипел, как змея, появившийся в оконном проеме второй мужчина. – Ты что, с ума сошел?! Сейчас народ набежит!
– Ага, с больничных коек прям голышом и повыскакивает, – усмехнулся светловолосый красавец Метцлер, трижды щелкая заевшей кнопкой.
Лампочка в плафоне зажглась, но тут же потухла, по отсыревшему потолку пробежали искры. Над каморкой охранника находилась прачечная. Белье в больнице приходилось стирать каждый день, а ремонта давно не было, именно по этой причине старичок в униформе и опасался включать общий свет.
– Полесье, страна чудес, – сплюнул на пол Арно, отряхивая перепачканную известкой перчатку. – Здравый смысл и элементарные представления о чистоплотности умерли, когда мы пересекли границу. Добро пожаловать в царство поголовного воровства и тотального разгильдяйства!
