Но я всё равно не ушёл. Убил больше часа, наверное. За это время много чего могло произойти. Но свет в окнах не гас. И это радовало. Почему-то. В какой-то момент я даже пожалел, что у меня нет бинокля, как у Козючица. Или подзорной трубы. Залезть бы на дерево и позаглядывать в окна. Буйное помешательство. Это, наверное, заразительно.
А ещё, пока я вышагивал вокруг, как кавалерийский конь, в голове привязчиво крутилась мысль: ради дочери я хотел рассмотреть более тесное общение с этой девицей. С этой… стервой, что принимает по ночам мужиков. Да её к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя!
Короче, время шло, маразм крепчал, но когда Репин всё же появился у ворот, я понял, что не успокоился, нет, но испытал некое мрачное удовлетворение: она не оставила его на ночь. Выгнала.
Из двора лился свет — я даже мельком успел заметить женскую фигурку — хрупкую и светловолосую. А Репин вышел оттуда с какой-то ну уж очень понурой мордой. Шёл, задумчиво хмуря брови, и рот у него — уголками вниз. Так счастливые любовники не уходят.
Вот и славно. Вот и замечательно. Об остальном буду думать позже. На радостях я всё же прошёлся по посёлку. Ночи ещё холодные, хоть и лето, но у меня внутри клокотал такой вулкан, что ударь этой ночью мороз — не заметил бы.
Вернувшись домой, обошёл свои владения. Я всегда так делаю — ритуал. Катька, раскидав руки, спит. Илья — тоже. Но совсем по-другому. Одеялом с головой почти укрыт, к стене отвёрнут. Разные. Даже по позам видно, у кого что внутри.
Мысленно составляю планы на завтра. Хуже всего — не могу детей оставить. Опять придётся к матери на поклон, а она не очень любит неожиданностей, но заранее звонить не стал: к утру любимая мама может придумать неплохой ход, чтобы увильнуть. Я не должен дать ей такого шанса. У меня важные переговоры, после которых подберу новую няню.
Вот в агентство я уже звонок сделал. Отличный сервис. Готовы терпеть любые капризы тех, кто хорошо платит. Пообещали подобрать новых кандидаток. И без разницы, что выходной день. Эта фирма без праздников и выходных готова предоставлять услуги.
В глухую ночь чёрт дёрнул меня проверить подготовленную ловушку. Интуиция — иначе никак не назвать. Я уже почти собрался спать. Но мне что-то всё же не давало покоя. В соседнем доме горел свет. Странно видеть его освещённым. Горел, потом погас. Но смутное пятно беспокоило меня. Там, под самой крышей, в мансарде, свет продолжал прорываться сквозь… преграду?.. плотные шторы?.. не понять.
А потом я решил посмотреть на записи с видеокамер. Ловушка сработала: кто-то пробирался по темноте и, легко отодвинув доски, скрылся в соседском саду.
На меня напал ступор. Оцепенение. Я не сразу в себя пришёл. Потому что не мог поверить своим глазам. Не мог умом понять, что не спятил.
Для достоверности прокрутил видео ещё пару раз с паузами. Ошибки быть не могло. Я всё правильно понял с первого раза.
Ива
Я по привычке проснулась рано. Вот что значит въевшийся в организм заложенный ритм жизни. Не было нужды подниматься в самую рань. Никто больше не покушался на мой душ, однако я поднялась сама, без будильника. Мои внутренние часы работали исправно.
Опустив ноги на дощатый пол, подумала: ничего не изменилось, кроме места жительства. Мне всё так же нужно идти к цели, работать, принимать заказы и отдавать готовые изделия.
Я не знаю, насколько здесь задержусь. Но почему-то больше не хотелось назад. Хотя там всё привычно и знакомо.
Я не стала ничего менять. Душ. Чашка чая. Работа. Равновесие. Работалось на удивление легко. В голове сложились новые наряды. Словно открылась дверца, откуда я черпала вдохновение.
Я всегда ловлю такие моменты. Не откладываю на потом. Беру карандаш и делаю наброски — стройные силуэты новых платьев ложатся на бумагу. Однажды они станут явью.
В восемь пришла кухарка. Я напрочь забыла о ней, хоть Самохин меня и предупреждал. Звонок — это пока неожиданно и непривычно.
— Меня зовут Зоя Николаевна, — заявляет она с порога. Женщина под пятьдесят. Хорошая улыбка. Волосы зачёсаны назад и стянуты в строгий пучок. И вся она домашняя, удобная. Пахнет от неё хорошо — булочками.
— Ива, — представляюсь ей, и она кивает в ответ, а затем уверенно проходит на кухню. Сразу же начинает хозяйничать, а я топчусь рядом и думаю, что в этом доме слишком многие чувствуют себя вольно, а я похожа на бедную родственницу, что жмётся к стенам.
— Я буду приходить через день, — говорит Зоя Николаевна между делом. — Если надо, зовите чаще, всегда приду и помогу. Вдруг гостей захотите позвать, мало ли. Я всегда с дорогой душой. Сергей Николаевич ценил мою стряпню. Я всяких кулинариев не заканчивала, конечно, но в хорошей еде разбираюсь. И в диетах. А что не знаю, так сейчас всему можно и по Интернету обучиться. Я там знаете сколько новых рецептов освоила?
Она не похожа на болтушку, но разговор её льётся естественно, как лесной ручей. А руки снуют привычно, с любовью.
— Я… не привыкла ко всему этому, — признаюсь через силу. Неохотно. Мне… стыдно? Да нет. Но неудобно, что кто-то будет заботиться обо мне.
Зоя Николаевна бросает на меня прозорливый взгляд.
— Ничего страшного в этом нет. Иногда обстоятельства меняются. Что в том дурного, если часть ваших забот лягут на чьи-то плечи? Чуть позже придёт Соня. Она убирает здесь. А ещё попозже явится и главный садовод — Иван Игнатьевич. Он у нас важный. Титулованный. Розами занимается да садом. Руки у него золотые. Всё о растениях знает. В последнее время не появлялся, а потом… Сказали, что у дома наследница есть. И снова нам работа. Вы не думайте, Ива, нам платят хорошо. Сергей Николаевич, царство ему небесное, обо всём позаботился. Золотой души человек был, хоть и немного балахманный.
Я даже дёрнулась. Балахманный? Сумасшедший, что ли?
— Ну, такой, непосидючий, вечно что-то придумывал, суетился. Жил с огоньком, как говорят. Может, потому и сгорел раньше срока.
Зоя Николаевна перекрестилась. Руки у неё в муке. Поэтому на лбу и одежде — белые пятна появились. Наверное, это забавно, но я ничего смешного не находила. Как-то сложно всё.
— Я бы прогуляться хотела, пока солнце не так высоко, — сказала и замерла, но кухарка только головой кивнула.
— Не беспокойтесь. Мы все тут люди надёжные. Хоть Соня. Хоть Игнатьич. Хоть Виктор Палыч мой. Он вам вещи помогал переносить. Муж он мой. Мы вот и помогаем. Вместе. Нам за радость. Работу сложно сейчас найти, сами понимаете. А детям и внукам помогать нужно. Поэтому каждый из нас будет из кожи вон лезть, чтобы за работу удержаться. Понимаете?
Я понимала. И жалость в груди кольнула. И не страшно мне было дом бросать. Если до этого ничего не пропало, то и впредь ничего не исчезнет.
— А ежели чего, — кивает она, — здесь видеокамеры стоят. Сигнализация. Вы должны знать. Так что не беспокойтесь.
