— Я?.. Н-нет… — Габриэле не хотелось объяснять ему, чтоу нее нет никаких родителей и дома тоже нет. Профессор уже знал, что онавыросла в монастыре, но Габриэла еще никогда не говорила ему — да и никомудругому, что вот уже тринадцать лет не общается ни с кем из родителей. Наданный момент единственным ее близким человеком был он — профессор Томас.
— Нет? — профессор проницательно взглянул нанее. — Что ж, я рад это слышать. Мне хотелось бы, чтобы ты встретила этотпраздник с нами. Мадам Босличкова каждый год готовит замечательную индейку.
Он действительно был рад. Почему-то ему заранее казалось,что Габриэле некуда ехать.
— Мне бы тоже этого хотелось, — улыбнуласьГабриэла и снова заговорила о своем последнем рассказе, который еще не былготов. У нее почему-то не выходила концовка, и профессор очень быстро обнаружилв сюжете небольшой изъян, из-за которого рассказ казался затянутым, а самапоследовательность событий — неестественной и надуманной. Услышав, что Габриэланикак не может решить, чем закончить рассказ, профессор не сдержал улыбки.
— Не стоит особенно стремиться драматизировать. В жизнидовольно редко все заканчивается какими-нибудь ужасами.
— Да, но великие образцы говорят нам о другом.Вспомните «Анну Каренину» Толстого! — с горячностью возразила Габриэла, ипрофессор кивнул.
— Я рад, что ты сама до этого додумалась, —произнес он с очень довольным видом. — И здесь ты права: в жизни — азначит, и в литературе — любовь и смерть часто идут рука об руку…
Эти его слова сразу напомнили Габриэле о Джо, и ее взглядзатуманился, а глаза потемнели от какой-то неизбытой печали. Профессор сделалвид, будто ничего не замечает. На самом деле он давно обратил внимание, что,разговаривая с ним, Габриэла часто становится задумчивой, даже грустной. Каждыйраз он спрашивал себя, расскажет ли она ему когда-нибудь о том, какие несчастьяей пришлось испытать в жизни. Кое о чем профессор начинал догадываться, норасспрашивать Габриэлу не спешил. Ему казалось, она сама должна сделать первыйшаг к откровенному разговору.
— Скажу больше, — продолжал он, — настоящаялюбовь часто бывает жестокой. Она забирает все твои силы, выматывает всю душу ипод конец — убивает. Хуже этого ничего и не может быть. Но и прекраснее —тоже!..
Профессор ненадолго замолчал, словно задумавшись.
— Иными словами, — закончил он немногопогодя, — я считаю себя противником крайностей, но еще больше я не люблюих отсутствия.
Эти романтические слова в устах старого профессора былистоль неожиданны, что Габриэла внимательно посмотрела на него и вдруг увиделаего таким, каким он был шестьдесят лет тому назад — пылким, влюбленным,романтичным юношей, для которого красота жизни значила гораздо больше, чем самажизнь.
— Что касается тебя, Габриэла, — спокойно добавилпрофессор, — то, как мне кажется, твоя любовная история оказаласьтрагичной. Я вижу это по твоим глазам каждый раз, когда мы заговариваем на этутему.
Эти слова он произнес с отеческой нежностью, а егоприкосновение к руке Габриэлы было одновременно и ласковым, и дружеским.
— Когда-нибудь, Габи, ты сможешь написать об этом, итогда прошлое перестанет казаться тебе мучительным и горьким. Оно не будетбольше вызывать ни скорби, ни уныния, — с уверенностью сказал он. —Доверив бумаге свои давние беды, ты избавишься от их власти над собой ипереживешь своего рода очищение, катарсис, но путь к этому будет долгим итрудным. Не пробуй браться за перо, пока не будешь готова, Габи. Иначе тысделаешь себе еще больнее.
— Я… — Габриэла начала что-то говорить, но вдругзамолчала. Она хотела тут же рассказать ему все, но боялась снова пережить всеслучившееся так недавно.
— Некоторое время назад я очень любила одного человека…— все же сказала она, и лицо ее сделалось таким испуганным, словно она доверилапрофессору свой самый главный секрет. Собственно говоря, так оно и было.Габриэла была не прочь на этом остановиться, но профессор сразу догадался, чтоза несколькими словами стоит большая и очень личная история.
— В твоем возрасте, Габриэла, это не толькоестественно, но и прекрасно, — сказал он, пытаясь ободрить ее. — И ядумаю, что впереди тебя ожидает еще много новых встреч, которые принесут тебесчастье.
Сам профессор никогда не любил никого, кроме Шарлотты,однако он никогда не считал свою жизнь эталоном или образцом для подражания.Скорее наоборот — его судьба была исключением из общего правила. Им с Шарлоттойпросто повезло. Однажды встретившись, они поженились, прожили вместе сорок лети даже ни разу не поссорились, в то время как большинству людей приходилосьидти путем проб и ошибок. Но, по его глубокому убеждению, это не должно быломешать человеку быть счастливым.
— Как я понимаю, у вас что-то не заладилось, —сказал он спокойно, и Габриэла, судорожно стискивая зубы, утвердительно мотнулаголовой.
— Джо умер в начале октября, — чуть слышнымшепотом произнесла она.
Она не собиралась пускаться в подробности, но профессор отнее этого и не требовал. Он только кивнул ей с искренним сочувствием, иГабриэла, слегка приободрившись, продолжила:
— Я думала, что тоже умру… И это чуть было неслучилось. Меня спасли, но еще долго… Откровенно говоря, я до сих пор не пришлав себя. Это было ужасно, мистер Томас, просто ужасно!
— Я очень сочувствую тебе, Габи, — он осторожногладил ее по голове. — К сожалению, любовь иногда кончается и такимобразом, и это очень жаль, потому что тогда прекрасного на свете становитсяменьше, чем прежде. Когда теряешь любимого человека, начинает казаться, что тыне сказал ему самого главного, и уже никогда не скажешь. Мы с Шарлоттой прожиливместе почти сорок лет, но меня до сих пор не оставляет ощущение, будто мы сней не поговорили о чем-то очень важном. Но, даже если любовь кончается,остается жизнь. У тебя впереди еще много лет, Габриэла, и от тебя зависит,будут эти годы счастливыми или нет.
Габриэла кивнула. Она поняла, что хотел сказать профессор,но обсуждать это у нее пока не было ни сил, ни желания. Даже с ним… Она вообщеедва могла говорить, и профессор, поняв это, еще некоторое время рассказывал ейо своей жене. Одновременно он гадал, как умер человек, которого любилаГабриэла, однако спрашивать у нее об этом он бы не стал никогда. Главное, чтоее возлюбленный погиб, и Габриэла осталась одна на всем белом свете — одна, сразбитым сердцем и израненной душой.
И все же, несмотря на всю свою проницательность ивоображение, профессор Томас даже близко не подошел к истине. Он был человекомдобрым и глубоко порядочным. Ему трудно было представить во всех подробностяхтот ад, который и был до сих пор жизнью Габриэлы.
В этот раз они вернулись в пансион на такси. Профессорнастоял на этом, поскольку вечер был достаточно холодным, а он как раз получилпенсионный чек и чувствовал себя богачом. Кроме того, ему хотелось доставитьГабриэле эту небольшую радость.
