воспользоваться. Зато сейчас — мог.
Когда Оранта дала указания собираться в дорогу, чтобы лично разобраться с этой помолвкой, Бесс уже слегка пришёл в себя, в отличие от коронессы. Та всё
ещё злопыхала.
— Дорогая, — разминал он конопатые плечи, — ты так напряжена. Может, "дым"?
— Я должна быть в твёрдом разуме, выслушивая эту негодницу Сантиверру.
— Ты и будешь в твёрдом, — целовал он нежную кожу. — Только при этом ещё спокойна, холодна и наплевательски равнодушна. Это придаёт тебе блеска. А если
после "дыма" выехать в ночь, то не заметишь и ненавистную дорогу. Возьми дормез, все свои любимые подушки и прекрасно выспишься. Утром
позавтракаешь в пропахшем сосновой смолой лесу. И заявишься в имение Тру, когда тебя никто не ждёт.
— Умеешь ты уговаривать, — потянулась она к шнурку особого колокольчика у кровати, но Бесс остановил её руку.
— Я сам её позову.
— И ты поедешь со мной, — приказала она, когда он оделся.
— Всенепременно, Ваше Могущество, — изысканно поклонился Бесс. — Тем более я всё равно собирался домой.
Он закрыл дверь до того, как в неё прилетела подушка и довольно улыбнулся.
Сейчас блажница наведёт ей такого "дыма", что коронесса навдыхается ядовитых паров дурманящего растения, будет спать и видеть безумно красивые сны, а
потом до утра пребывать в бессознательном состоянии — он об этом позаботится.
Потому что Бессу нужна кровь.
Свежая девственная кровь, иначе он за себя не ручается.
Движимый этим неконтролируемым зовов, он может доставить Анне столько хлопот, если ничем его не заглушит. Например, может разметать в клочья того,
кто подсунул ей Камень.
И Бесс точно знал, что делать.
— Дона, плохая девчонка, — поймал он служанку у двери в её маленькую спальню за такой тонкой стеной спальни коронессы, что служанка могла слышать даже слабый шёпот хозяйки, если та позовёт её среди ночи, а не только громогласный рык Оранты.
Его руки обхватили девушку сзади и сжали перетянутые лифом выпуклости.
— Моя проказница, ты сводишь меня с ума, — рванул он вниз лиф и застонал, сжимая упругие размером с яблочки грудки.
— Сьер Бриар, нас увидят, — выгнулась она.
— А мы спрячемся, — попятился он к кровати за плотной шторой, увлекая служанку за собой.
— Ваша Блистательность, это неправильно, — вяленько, скорее для приличия упиралась она.
— Это очень нехорошо, ты права, моя милая, — задрал он спереди платье и улыбнулся, когда она сама его подхватила. — Но это так приятно, — просунул он руку в её панталончики, и, скользнув по мягким густым волосам, нашёл то, что искал.
— Сьер Бриар, — дёрнулась она.
— Бесс, — прошептал он. — Обещаю, я остановлюсь, если тебе не понравится.
— Нас услышат, — расставила она шире ноги, давая волю его пальцам.
О, сколько влаги, сколько чудной свежей росы уже выпало там, куда он сейчас углублялся. Но не сильно. Не знавшее подобной ласки юное тело, подрагивало в его умелых руках. Да он и сам едва терпел, прижимаясь к складкам тонкого платья, но не хотел торопиться.
— Мы тихо-тихо, — шептал он, — как мышки. Такие мокренькие мышки. Которым так хочется нырнуть в эту уютную норку. Пустишь меня?
— Не знаю, — всхлипнула она, едва справляясь с нарастающим желанием.
— А мы не будем спешить, — развернул он девушку лицом.
Ласково по очереди сжал губами соски, поиграл с ними языком. Поцеловал нежную кожу, поднимаясь по шее к губам. И там со всей страстью мужчины, желающего получить все удовольствия, что скрывает её невинное тело, терзал губы, соблазнял словами, шепча непристойности, но не позволял уворачиваться от руки, что двигалась всё настойчивее меж её бёдер, пока не почувствовал, как девушка начала вести, задавать темп.
— Пустишь меня? — повторил он.
— Да, — простонала Дона, готовая уже на что угодно, с таким остервенением она рвала шнурки платья. И Бесс любезно ей помог. Тонкий коготь демона, что он позволил себе выпустить, вспорол ткань. Платье упало к его ногам. А девушка, перешагнув через панталончики, сама легла на узкую кровать, скорее похожую на скрипучий топчан.
— Я хочу посмотреть на тебя, — сказал он, раздеваясь. И изогнул одну красивую бровь. — Там.
И сам не ожидал с каким рвением она руками раздвинет ноги, заскрипев лежанкой.
Её грудь взволнованно вздымалась, когда, закинув голову, она приподняла ягодицы, едва он коснулся своей плотью складочек, влажно блестящих в свете тусклого газового рожка.
"Кровь, — уговаривал он про себя. — Как мне нужна эта кровь".
— Какая ты красавица, — шептал он вслух, покрывая подрагивающее в руке, как нетерпеливый конь, рвущееся в неё недра естество влагой, что она истекала.
— О, Бесс! — стукнулась она головой о перегородку, выгибаясь к нему и чуть не плача. — Умоляю, возьми меня, Бесс!
— Да, — слегка помедлил он, провожая, благословляя этот миг, что разделит её жизнь на "до" и "после" и вошёл в неё, преодолевая сопротивление. Девушка вскрикнула, попыталась свести ноги, отодвинуться к стене. Но он ей не позволил. Ничего.
— Тихо, тихо, — уговаривал он, разрывая плотью её тонкую защиту. — Тебя услышат, — и застонал, когда почувствовал, как окропила его её первая кровь. Как обожгла и остудила одновременно. Как улёгся, уснул дикий зверь в душе. И как проснулся в глубине дрожащей плоти другой, вожделеющий её. — Потерпи. Это недолго, — вогнал он в неё этого зверя мощным толчком, чтобы захлебнулся в волне экстаза, рискуя, что её крик разбудит пребывающую в своих дымных снах коронессу.
Но в агонии боли она стонала недолго. Её дыхание участилось, она подалась к нему.
— Ещё, — попросила она, уже вряд ли чувствуя что-то ещё, кроме этого нарастающего невыносимого желания. — Пожалуйста, ещё!
— Я и не думал останавливаться, милая, — подтянув её на край, он стал двигаться энергичнее и жёстче.
— Ещё!
Она билась о стенку, что не просто не скрадывала неприличные звуки, грозилась упасть или проломиться, но девчонке было плевать.
Не зря она подглядывала, не зря Бесс так откровенно её соблазнял — таким пожаром полыхало это тосковавшее по нему лоно, что ни одна коронесса не могла с ним сравниться. Дона отдавалась ему с такой страстью, словно жила последний день в жизни. И он хотел отблагодарить её за это как мог.
— О, Бе-есс! — крикнула она, и задрожала, забилась в экстазе. И зарыдала от восторга, от невозможного блаженства, в котором агонизировало её тело.
— Спасибо, милая, — прошептал он, разряжаясь в её благословенное тело. Сожалея о её потерянной работе. Прося прощения у её загубленной души.
