Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
– Пусть науз никто не трогает, а как в баню поведете, и там не снимайте, – добавила Медвяна, закончив шептать. – Когда поздоровеет, я сама сниму и все нужное сделаю. А то если снять не умеючи, то все скорби и болезни снимающий на себе переймет.
Унерад еще не очнулся, но все кияне явно повеселели и просветлели лицами.
– Как долго его нельзя будет трогать с места? – спросил у Медвяны Стенар. – Болва сказал, что не оставит его здесь, но нельзя везти раненого зимой, если этот путь грозит его убить!
– Погоди! – остановила его Медвяна. – Уже и в путь снарядился. Не отпустила его еще Невеюшка. Как жар спадет, тогда будет видно.
– Ты не уйдешь? – с тревогой шепнула Обещана, пока они собирали тряпки и горшки.
– Побуду, пока дело прояснится.
Обещана с благодарностью коснулась руки своей стрыйки. Теперь, когда она лишилась мужа, утратила связь с его родом, Медвяна казалась ей почти единственной привязанностью в жизни. Как будто, забрав ее из Драговижа, русы подрубили сам корень ее, и не прирасти срезанной ветке на старое место…
Но где ее новое место? Однажды Обещана видела молодую сосну над песчаным обрывом – та держалась неведомо как, почти все ее корни висели в воздухе. Себя она сейчас ощущала такой же сосной, пытающейся удержаться на пустоте.
* * *
Три или четыре дня прошли без особых перемен. Очнувшись, Унерад вскоре уже сказал, что чувствует себя лучше. Ночью у него еще раз поднялся жар, но затем резко упал, оставив обильный пот. Боль в глазнице тоже уменьшилась. Медвяна оставалась в Горинце, поила раненого отварами и промывала рану. Лихорадка не возвращалась, жар и боль в глазнице унялись. Еще сохранялась опасность того, что воспаление перекинулось с выбитого глаза на здоровый, из-за чего Унерад ослеп бы полностью. Ему об этом не говорили, уверяя, что он не видит из-за повязок.
– Расскажи нам что-нибудь, – иной раз приказывал Стенар Обещане. – Какие у вас тут на Горине предания есть любопытные? Давай, потешь боярина сказкой какой.
Конечно, она, дочь Воюна, знала много преданий.
– У Брегамира, пращура нашего, было три сына, – начинала она, – и младшего звали Зорник.
Дико было рассказывать чужим то, что обычно рассказывают перед свадьбами, но ослушаться она не смела, и память уцепила самое близкое.
– Был у Зорника конь, и вот однажды повел он на заре вечерней к реке коня напоить, увидел там девок красных и давай хвалиться:
«Конь мой – на свете лучше всех коней, такой он быстрый, что за один день могу на нем всю землю объехать».
А Солнце в ту пору низко стояло на небе, услыхало оно эти речи и говорит:
«Если так, давай мы с тобой поспорим, об заклад побьемся: если объедешь за день всю землю, то отдам тебе в жены сестру мою, Зарю Утреннюю. А не объедешь – коня твоего себе заберу».
Зорник согласился. И вот выходит он ранним утром, до свету еще, коня седлает и в путь отправляется. Только вставил ногу в стремя, как пустился конь бежать, раз скакнул, два скакнул, три скакнул – и гляди, половину земли уже объехал. А Солнце ведь тоже путем своим идет, и прошло уже половину пути. Палит лучами, жарко стало Зорнику, притомился он. Спешился, привязал коня у куста ракитова, а сам под тот куст лег и заснул. Конь видит – Солнце к закату клонится, а Зорник все спит. Стал он копытом бить, ржать, звать: «Проснись, Зорник, Солнце к закату клонится, не поспеть тебе за ним».
Вскочил Зорник, отряхнулся, сел в седло да ударил коня плетью шелковой. Конь раз скакнул, два скакнул, три скакнул – на третий скок всю землю обошел и прямо к Солнцевым воротам прибежал. Входит Зорник в ворота, а там его сестра Солнцева встречает – Заря Утренняя. Взяла она коня у Зорника, стала по двору водить. А тут и Солнце домой вернулось. Сели Зорник и Солнце за стол, стала им Заря ужин подавать. А как поели, Зорник и говорит: «Исполнил я уговор наш, отдавай теперь мне Зарю Утреннюю в жены».
И отдало Солнце ему Зарю Утреннюю. Посадил Зорник ее на своего доброго коня и повез домой к себе. А в приданое Солнце ей дало много всяких сокровищ: петушка – золотого гребешка, свинку – золотую щетинку, веретено золотое…
Обещана осеклась. Рассказывая, она почти забыла, где находится и для кого говорит: знакомое с детства сказание унесло ее в былые годы, в беседу Укрома, где эту же повесть от зимы к зиме рассказывала внучкам старая баба Поздына, мать Обещаны, стрыйка Медвяна… Она даже забыла о своих бедах, сердцем вернувшись домой. Очнувшись, удивилась: почему-то в этот раз Зорник виделся ей куда яснее, чем обычно, и каким-то новым: это был рослый молодец с ярким румянцем на белом лице, с темно-рыжими, как вересковый мед, волосами…
Но вот она опомнилась. Не золотые солнечные палаты вокруг нее, а угрюмая изба чужого города Горинца. При этих людях она не могла закончить сказание, как обычно.
– И стали они жить-поживать да добра наживать, – со вздохом закочнила она, подводя обычную черту повествованию.
Отроки слушали с мечтательно-рассеянным видом. Даже Стенар остался доволен.
– Вот видишь, боярин, – сказал он Унераду, – невеста твоя из внучек самой Зари-Зареницы. Выздоравливай скорее – как взглянешь на нее, сразу помирать расхочешь.
И вот однажды, когда Медвяна сняла повязку, чтобы переменить примочку, Унерад вдруг зашевелил веком второго глаза и охнул:
– Йотуна мать! Я вижу!
Медвяна отступила, чтобы не загораживать свет, отроки вскочили и бросились к нему. Унерад сидел на лежанке, держась руками за лоб, будто свет с непривычки его ранил. Но вот он опустил руки и, боязливо морщась, поморгал.
– Стенар… это же ты… я тебя вижу, хромой ты черт… – Он улыбнулся, и улыбка с трудом, казалось, втискивается в окаменевшие за время болезни черты его лица.
– Ну вот! – с удовлетворением откликнулся Стенар. – Я же говорил – один глаз останется. Скоро привыкнешь и будешь им видеть, как раньше двумя.
Унерад поднял руку и слегка притронулся к брови над поврежденным глазом. Веко тоже было разорвано стрелой и едва поджило, прикрывая пустое углубление. Вид у него был ужасный, но соратники смотрели с восхищением, как на вернувшегося с того света.
– Я теперь как лихо одноглазое… – пробормотал он.
Затем обернулся к людям в избе и сразу заметил двух женщин: одна помоложе, другая постарше – похожие, как сестры, – они стояли с двух сторон от него и с напряженным вниманием не сводили глаз с его лица.
– И которая же… – Унерад слегка улыбнулся, – из вас невеста моя будет?
– Твоя молодая, – Стенар кивнул ему на Обещану. – А тетушка мне больше в версту[14].
И приобнял Медвяну, будто собрался ее увести. Медвяна засмеялась, освобождаясь. А Обещана опустила глаза: взгляд единственного ныне Унерадова глаза смущал ее своей настойчивостью.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
