Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Он пришел к своей богине долгой дорогой через унижение, позор и грязь. Марионетка в руках эсмондов, беглец, кутила, извращенец, должник, шпион… Всеми презираемый, ненавистный, никчемный, «пустое место» – вот кто такой Удаз Апэйн. Справедливо и поделом ему! Но только Локка любила и только она ждала его все это время. А потому полукровка шагнул к ней, не колеблясь, как без всяких сомнений мужчина заключает в объятия любимую женщину. Без сожалений даже в миг, когда любовь богини сожгла его дотла, превратив сначала в полыхающий факел, а потом в пригоршню пепла.
И когда душа по воле Локки заново облеклась плотью, ничего не напоминало о ритуале, кроме нескольких ожогов и отвратительного запаха сгоревших перьев.
Но всего этого эрна Кэдвен видеть, конечно, не могла. Ибо Локка, взяв тело ролфийки, отпустила дух ее на волю. Переступила Грэйн крупными сильными лапами по неверной, зыбкой болотной жиже, вдруг обернувшейся твердью, чуть склонила набок лобастую голову, прянула острыми ушами, и влажный черный нос ее дрогнул, ловя тысячи оттенков запахов, недоступных двуногим. Волчица отвернулась от золотого огня, в котором расплавилось человеческое тело, более ей не принадлежавшее, и заинтересованно взмахнула хвостом, встречаясь зеленым светящимся взглядом с алыми углями глаз Маар-Кейл.
Они застыли напротив, невозмутимые, неподвижные – бессмертные черные псы, будто оценивали, безмолвно вопрошали: кто ты есть, Серая? А потом, повинуясь едва заметному знаку вожака, строй их раздвинулся, давая ей место. Предводитель Маар-Кейл закинул свирепую морду к черному небу и запел, а остальные подхватили, и Грэйн, взъерошив загривок, припала на передние лапы, слушая – и понимая, о чем они поют.
«Только ночь, только бег, только вперед! Наперегонки с временем, хватая ветер за хвост и звонко клацая зубами на неуловимые звезды, звенящие там, вверху! Пой с нами, Серая! Будь с нами этой ночью! Ночь свободной охоты, ночь бесконечного бега, ночь бешеного гона по-над болотами! Пусть небо расколется и рухнет от нашей песни – пой с нами! Пой, Серая! Это ночь свободы! И это – навсегда! Ночь не кончится, бег наш не кончится, пока не настигнем дичь, пока не затравим, пока не вонзим клыки в мягкое горло! А чье горло – нам все равно! Мы – вольны, нас не натравишь, нас не отзовешь, от нас не спрячешься. Пой вместе с нами! Будь с нами, Серая, будь одной из нас! Сегодня! Сейчас! Ты можешь, ты – наша! Готово место для тебя, место почета, место славы – здесь, рядом с вожаком. Подхвати нашу песню, наш зов, наш вызов! До утра! До рассвета! Ты – наша, пока того желаешь…»
Грэйн нерешительно вильнула хвостом – и вдруг прыгнула, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, прыгнула вперед и вверх, и ветер упруго поддержал ее, и звезды оказались совсем близко, холодные и вкусно хрустящие, будто сахарные косточки. Черные бока Маар-Кейл замелькали вокруг нее, ликующий вой разорвал ночь, и волчица поняла, что тоже поет – поет вместе с ними, вплетая голос дочери Морайг в свирепый хор Ночных Псов. Так дико. Так сладко. Так хорошо!
Нет преграды для Маар-Кейл, и нет от них ни защиты, ни спасения. Неотвратимая, безумная, неслась над миром призрачная Охота, и, словно вспугнутые птицы, с заполошным криком разлетались прочь заплутавшие неприкаянные души. Кого настигнут Ночные Псы сегодня, чей сон разорвется в клочья под их клыками, чей дух оцепенеет под алым безжалостным взглядом?
И ведает ли кто-нибудь из смертных, как вольно, как невообразимо прекрасно – лететь, бежать, стремиться вместе со стаей – вперед, вперед!.. Сердце, пока оно все еще есть, сжимается от сладкого ужаса и бешено трепещет, заячьими лапками колотит изнутри в широкую звериную грудь, нездешний ветер ерошит серую шкуру и уносит вольную песню бешеного ликования туда, к Вратам Чертогов, туда, к богам… Мы – Маар-Кейл, Безумная Охота! Бойтесь нас, люди! Отойдите прочь, боги! Не смейте вставать на нашем пути. Мы – Маар-Кейл. Будь с нами, Серая. Пой с нами до утра…
Она не проснулась – вернулась в свое тело перед самым рассветом. Мгновение-другое недоуменно щурила серо-зеленые – человеческие! – глаза, встряхивала тяжелой головой, вспоминая… Было ли? Или привиделось – бег по-над топями, неукротимый и грозный вой Маар-Кейл, верная тропа через болота, которую указал ей вожак Охоты? Или не было?
Грэйн хмыкнула, ощупала свое тело, снова двуногое, снова свое, и, не найдя причин для беспокойства, пожала плечами. На Локку ролфийка не сердилась. Богиня была честна, и теперь они в расчете. И тот, кому эрна Кэдвен когда-то сама, без понуканий и принуждения, заплела косы, жив и под защитой Огненной Луны, и она сбережет его, укроет тенью крыльев своих от ночи, избавит от этого проклятого Порога, как обещала. Все честно. А большего эрне Кэдвен и не надо от Госпожи Пламени и Битв. Но был еще и подарок, настоящий, без подвоха, подарок – ночная охота вместе с Черными Псами. Есть ли хоть один ролфи, кому выпадало такое?
А тело – что тело? Цело оно. Божественное воплощение не оставило после себя никаких следов – даже рубашка не опалилась, волосы пахнут дымом, и только.
Интересно, а как чувствует себя… хм… товарищ?
Ролфийка поднялась, потянулась, отряхнулась и с интересом посмотрела на бывшего Удаза. Потому как именовать его подобным образом и дальше будет совсем неправильно. Посмотрела и присвистнула бесшумно.
«Надо было предупредить, – немного виновато подумала она. – Может, хоть раздеться успел бы. Вот же гадство какое – а ну как не найду я ему запасных штанов?»
И полезла в свой мешок, сокрушенно качая головой – искать спутнику сменную одежку, ибо если не найдется, то ходить свежеиспеченному ролфи и посвященному Локки с голым задом. Его одежда сгорела в огненных объятиях богини, да и он сам тоже сгорел, а когда воскрес, выйдя по воле ее из священного пламени, то стал… другим.
Не только волосы побелели, скулы стали резче и отчетливей, и вообще в чертах его не стало больше свойственной полукровкам… двусмысленности, одна лишь ролфийская прямолинейность. Но и когда откроет Локкин избранник глаза, наверняка они окажутся зелеными, волчьими. Какие и подобают настоящему ролфи.
Удовлетворенно хмыкнув, Грэйн взмахнула найденными штанами и ловко натянула их на соратника. Опыт по раздеванию, одеванию и обихаживанию беспомощных и бесчувственных у нее был немалый. А потом, смочив холодной водой тряпицу, сделала то, что должна была как свидетель посвящения, – приложила к Локкиному знаку на груди Апэйна. И сочувственно поморщилась. Болеть будет просто зверски!
На груди, с левой стороны, наливалось жгучей болью клеймо Локки – волчья голова в огненном круге. Кожа вспухла, но рана не гноилась. Все-таки божественная метка как-никак. Впрочем, и не оставь богиня знак благоволения на теле бывшего тива, Удазу все равно не пришлось бы больше сомневаться в своем новом предназначении. Он изменился, он стал посвященным Локки – воином-ролфи. Она говорила с ним, сожгла и воскресила и отныне пребывала рядом. Непривычное чувство, но придающее осмысленность каждому вздоху.
Грэйн заботливо приложила к обожженной груди соратника мокрую тряпку и лукаво подмигнула:
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
