Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Как бы там ни было, беременность оказалась ложной. Более того – врачи стали осторожно намекать, что Мария, очень возможно, бесплодна. Филипп, надо отдать ему должное, держался с женой ровно и безупречно – но, безусловно, ни малейших чувств к ней не питал (что она, вполне возможно, женской интуицией чуяла). Ну, а разговоры медиков о бесплодии Марии разрушали все его грандиозные планы. Жена, похоже, ему попросту опостылела, и он при первой возможности покинул Англию, когда подвернулся вполне благовидный предлог: его отец, Карл Пятый, отрекся от испанского престола и намеревался передать испанскую корону сыну.
И ложная беременность, и отъезд мужа, которого она искренне полюбила, душевного спокойствия Марии не прибавили…
Правда, примерно через полтора года, уже давно будучи испанским королем, Филипп в Англию вернулся. Причины на сей раз были чисто шкурные… ах, пардон, политические. Испания начала войну с Францией, и Филипп ждал от жены поддержки.
Отказать любимому супругу Мария не могла – и английские войска оказались во Франции (исторической точности ради нужно добавить, что до этого французы попытались высадить в Англии десант, но были отбиты).
Война оказалась для англичан неудачной, и Англия потеряла свое последнее владение во Франции – Кале. Не только важную крепость, но и важнейший центр английской торговли шерстью в Европе. Очередной удар для Марии – и очередной удар по ее репутации. Один из современников (явно выражая мнение многих) с горечью писал: «Ослабела тогда Англия чудовищно – и в смысле количества людей, и в смысле денег, и в смысле состояния духа. Англичане отправляются на войну понурив головы, а возвращаются измученными и потерянными. Все у них валится из рук, и они просто не знают, за что взяться».
По мнению автора записок, дело усугублялось еще и тем, что и в самой Англии все обстоит крайне неблагополучно, страна катится под откос. «Куда ни посмотришь – одни плахи, четвертования, костры, виселицы, налоги, поборы, нищета. Дома приходят в запустение, и за границей то, что вчера было нашим, сегодня уже не наше».
В общем-то, говоря о казнях, безымянный автор здорово сгустил краски – они вовсе не имели такого уж большого размаха. Однако костры, на которых сжигали людей, были – за что Мария подверглась посмертному осуждению и, без преувеличения, лютой ярости потомков. Попробуем разобраться с этими кострами насколько можно беспристрастнее…
Действительно, за пять неполных лет правления Марии на кострах как «еретики» погибли примерно триста человек, в основном видные и активные деятели протестантского сопротивления. Придя к власти, Мария решила восстановить в Англии католицизм в том виде, в каком он существовал до Реформации Генриха Восьмого, и вернуть ему прежнее положение господствующей церкви. Это сняло бы до сих пор действовавшее отлучение Папой Римским Англии от церкви.
Мария сформировала новый Тайный Совет – исключительно из католиков. И созвала новый парламент – тоже состоявший только из католиков. Парламент отменил абсолютно все указы Генриха, касавшиеся церковной Реформации. Многие видные деятели англиканской церкви, епископы и архиепископы, были арестованы. Повсюду в церквах была восстановлена месса. Правда, чтобы не поднимать смуты, всех священников, рукоположенных во времена англиканства, «утвердили» в прежнем сане, а все заключенные ими браки признали действительными. Палку перегибать не стали.
Знатные господа, крупные землевладельцы, вообще богатое дворянство восприняло Контрреформацию со спокойствием погруженных в нирвану буддийских монахов. К тому времени давно улетучилось их религиозное рвение времен раннего Средневековья. Знать во всех европейских странах (и в России с приходом Петра Первого) относилась к вере как к необходимому декоративному элементу, что ли. Некоторые (то ли самые честные, то ли самые циничные, то ли всё вместе) говорили открыто: религия нужна в первую очередь, чтобы держать в повиновении быдло – а благородные господа вовсе не обязаны мало-мальски серьезно к ней относиться. Следует соблюдать приличия – и только. Раньше приличия ради ходили к мессе, потом на англиканские богослужения, теперь опять к мессе – в чем проблема?
Они оказались несгибаемы в другом – категорически отказались возвращать церкви конфискованные у нее Генрихом и проданные потом или подаренные земли. Вот тут уж вопрос был насквозь жизненный: мы готовы молиться хоть на готтентотский манер, но землицу не трогайте, за нее костьми ляжем…
В этом вопросе знать сомкнулась прямо-таки македонской фалангой, так что даже волевой Марии пришлось отступиться – она была умная и прекрасно поняла, что с таким количеством такой оппозиции бороться бессмысленно, потому что ни малейших шансов на победу нет…
А вот в простом народе сопротивление восстановлению католицизма стало принимать широкий размах. Причина отнюдь не в протестантах, хотя именно они представляли главную опасность. Протестанты всех толков (исключая разве что квакеров) никогда не отличались голубиным нравом и в жестокости ничуть не уступали католикам, а то и превосходили их (о чем подробнее чуть позже). Религиозные диспуты они предпочитали вести отнюдь не чинными парламентскими методами. Вот и теперь показали себя во всей красе: в одном графстве сожгли католическую церковь, правда, пустую и ночью, зато в другом церковь подожгли средь бела дня, во время мессы, когда она была полна прихожан. Слуга дворянина-протестанта, услышав, как какой-то горожанин хвалил мессу, отреагировал жестко и незатейливо: выхватил кинжал и дважды ударил католика, чтобы не болтал, чего не следует. Архиепископ Гардинер, со всем пылом осуществлявший Контрреформу, носил под сутаной кольчугу, а ночью его стерегла сотня телохранителей – и это, учитывая настроения лондонцев, было вовсе не напрасной мерой предосторожности. Потому что дошло до того, что кто-то даже ухитрился забросить ночью в окно королевской спальни дохлую собаку с веревкой на шее, с отрезанными ушами и запиской, гласившей, что всех католических священников Англии следует повесить, как этого паршивого пса…
Беда и главная сложность была в другом – не в протестантах, а в прихожанах англиканской церкви. Выросло целое поколение, с детских лет привыкшее к англиканской церкви – к Библии и молитвенникам на английском, к богослужениям на английском, а что такое месса, они совершенно не представляли. И теперь совершенно искренне не понимали, почему их заставляют слушать эту непонятную мессу, почему богослужение теперь будет идти на непонятной им латыни, и на ней же будут Библия и молитвенники. Да к тому же многие, плохо знавшие даже недавнюю историю, столь же искренне полагали, что католицизм – какой-то зловещий заговор иностранцев против англичан. Вот они и протестовали. Сначала казни сожжением были крайне редки, но потом получился заколдованный круг: чем сильнее крепло сопротивление, тем больше вспыхивало костров – а чем больше вспыхивало костров, тем сильнее крепло сопротивление…
Из Англии хлынула волна религиозной эмиграции – в первую очередь протестантов. Кстати, негласно поощрявшаяся властями: по приказу Марии (в который раз повторяю, отнюдь не жестокой) самых одиозных и опасных протестантских лидеров, боровшихся против Контрреформации, ненадолго арестовывали (этакий мягкий намек), а потом выпускали и ничуть не препятствовали бежать из Англии. Другим, не заморачиваясь хлопотами, по первой просьбе выдавали официальные документы на выезд (некое подобие заграничных паспортов существовало уже в те времена). Так покинули королевство не принявшие возврата к католицизму епископы Пон и Бейл, видный протестантский проповедник шотландец Джон Нокс по прозвищу Неистовый Джон, будущий автор капитального «Труда о религиозных преследованиях в Англии» Джон Фокс, чья книга и сегодня ценна для историков.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
