— Я тоже так думаю, — согласился он, будто Джоанны не было рядом. И с улыбкой продолжил: — Не сердись на наши поддразнивания, Джоанна. Андреа знает, как ждал я этого дня.
Джоанна старалась не покраснеть.
— Вы очень добры… оба, — неловко поправилась она. — Я не знаю что еще могу сказать.
Мэт покачал головой.
— Ты больше не одна, Джоанна. Ты росла, как и Мариса, единственным ребенком в семье, но теперь у каждой из вас есть сестра.
Джоанна промолчала. Ей вовсе не понравилось, как ее приняла Мариса, но она не собиралась портить отцу удовольствие от сознания того, что у него есть две дочери. Поэтому она улыбнулась и согласно кивнула. Андреа предложила оставить отца одного и пригласила ее позавтракать в столовой вместе с ней и Марисой, и Джоанна согласилась. По напряженному взгляду отца она поняла, что он быстро утомлялся и не мог разговаривать подолгу; ему пора было отдохнуть.
Он отпустил Джоанну с явной неохотой, но она пообещала вернуться позже, после того как он отдохнет, а она осмотрит отведенную ей комнату и устроится.
За завтраком Андреа была очень добра и внимательна. Только Мариса своим недовольным видом портила хорошее настроение Джоанны. Она так и не могла понять причину враждебности сводной сестры, почему Мариса смотрит на нее с откровенной неприязнью, ведь они познакомились всего пару часов назад.
После завтрака Андреа показывала Джоанне виллу. Она была двухэтажной, но верхними комнатами пользовались только слуги, а семья жила на первом этаже. Джоанна поняла, что это делалось ради отца: по покрытому лаком полу ему легко передвигаться в кресле на колесиках.
Комната, отведенная ей, была не очень велика, но из ее окон открывался потрясающий вид на бухту. К комнате примыкала ванная, которой, как сказала Андреа, будет пользоваться одна Джоанна. Там была и душевая кабинка, и Джоанне не терпелось ею воспользоваться. Но Андреа позвала горничную Софию, чтобы та разобрала вещи гостьи, и повела Джоанну в комнату для отдыха выпить утренний кофе с бисквитами, наполненными чем-то липким и на вкус Джоанны слишком сладким. Мариса отправилась по своим делам, а Андреа удобно устроилась в кресле с сигаретой.
— Я должна рассказать тебе о болезни отца.
Джоанна, едва отхлебнув кофе, с легким стуком поставила чашку на блюдце.
— Да? — спросила она тревожно.
— Димитри сказал, что с ним, верно?
— Мистер Кастро сказал… он сказал, что моему отцу осталось жить совсем немного! — она почувствовала, как внезапно пересохло в горле, и поторопилась снова отхлебнуть кофе.
Андреа посмотрела на нее с сочувствием.
— Это верно, — подтвердила она со вздохом. — Специалисты говорят… осенью. Если нам повезет.
Джоанна покачала головой.
— Это ужасно!
— Согласна. Но многие годы Мэт работал слишком помногу. Скажи, что ты знаешь о его семье?
— О его семье? — Джоанна покачала головой. — Ничего.
— Ты знала, что его родители не из бедных?
— Наверное. Они занимались коммерцией, да?
— Верно. Его отец был банкиром, но, к сожалению, родители Мэта погибли в авиакатастрофе около двадцати лет назад. Ты знала об этом?
Джоанна нахмурилась.
— Нет. — Она облокотилась подбородком на ладонь. — Но это примерно то время, когда…
— Верно. Что и вызвало окончательный разрыв, ты должна знать хотя бы это.
Джоанне нелегко давалась правда.
— Я не знала.
Андреа с жалостью посмотрела на нее.
— Понимаю. Мать позаботилась, чтобы у тебя не было причины критиковать ее, правда? Сама же, я думаю, осуждала твоего отца. — Она вздохнула. — Извини. Мне не следовало говорить все это о твоей матери сразу после ее смерти. Я должна выразить тебе соболезнование, а не чернить ее в твоих глазах.
Джоанна поднялась на ноги, прошла к открытым дверям, ведущим на патио.
— Расскажите еще об отце, — тихо попросила она.
Андреа пожала плечами и продолжила:
— Ну, после гибели родителей он взял на себя руководство всей компанией. Для него это оказалось слишком большой нагрузкой, но он не из тех, кто перекладывает ответственность на чужие плечи. Он много работал, не обращая внимания на слабеющее здоровье, пока, наконец, больше не смог с собой бороться.
— А компания? — вынужденно поинтересовалась Джоанна.
Андреа вздохнула.
— Она перешла в другие руки, слава Всевышнему, — ответила она с откровенным облегчением. — Некоторое время он еще держал акции, но сейчас… ничего!
Джоанна взяла себя в руки и повернулась.
— Вам, наверное, очень тяжело, — тихо сказала она.
Андреа грустно кивнула.
— Да. И для Марисы тоже. Она посещала Академию до восемнадцати лет в Афинах и окончила ее около трех месяцев назад. Здесь она чувствует себя связанной. Положение, конечно, изменится, когда она выйдет замуж, но отец настаивает, чтобы дочь подождала с этим, и сейчас она, как говорится, чувствует себя не у дел!
Джоанна кивнула.
— Значит, она обручена?
Андреа улыбнулась.
— Да. С Константине… который тебя привез.
— А, понимаю. — Джоанне на самом деле стало кое-что ясно. Возможно, именно этим объясняется странное поведение Марисы: она просто ревнует.
— Димитри сказал по телефону, что ты тоже помолвлена, — продолжала Андреа.
Джоанна вернулась в свое кресло.
— Да, — сказала она, — с молодым человеком по имени Джимми Лорример. Его отец имеет гараж, и Джимми у него работает. Когда отец отойдет от дел, его место займет Джимми.
Андреа слушала с интересом.
— Хорошо, — заметила она. — И тебе нравится в Англии?
— Это мой дом, — просто ответила Джоанна.
— Ты никогда не бывала раньше за границей?
— К сожалению, нет. Мама… — Джоанна осеклась. Она собиралась сказать, что мать не шла навстречу ее желаниям подобного рода и вообще не хотела, чтобы дочь чувствовала себя независимой, а сама миссис Николас даже мысли не допускала оставить свою любимую Англию хотя бы на короткое время. И Джоанна спросила, переводя разговор на другое: — А здесь можно купаться?
Андреа опустила ноги на пол, — она элегантно полулежала на диване, — и направилась к французскому окну. Кивнула:
— Да, здесь совершенно безопасно. Дальше вдоль побережья есть опасные течения у рифов, но здесь просто идеальное место для купания.
Джоанна и правда никогда не видела места красивее. Андреа выкурила сигарету и затушила окурок в пепельнице. Исподволь разглядывая ее, Джоанна поняла, что она гораздо моложе, чем ей вначале показалось. Андреа, должно быть, около тридцати восьми или тридцати девяти и она очень привлекательна. Ее, полную энергии и любви к жизни, невозможно было сравнивать с консервативной в своих привычках матерью Джоанны. Джоанне стало неловко от чувства вины перед памятью матери за подобные мысли. Но было трудно не обнаружить определенную долю субъективности и недостоверности в рассказах ее матери.
