— Я здесь.
Она повернулась ко мне и улыбнулась. Глаза ее наполнились тревогой.
— Ты идешь?
— Больше всего мне хотелось бы остаться.
— Да, — сказала она. — Уже утро, — она села и продолжила. — Заключив сделку с Люцифером, я думала, что смогу управлять своими желаниями и держать судьбу в собственных руках. Но все оказалось совсем не так. Ты же должен замечать, какие мы.
— Каждый из нас индивидуален, — ответил я. — Только циник, не замечающий различий, может утверждать, что все похожи.
— Но может ли циник найти незначительные различия, отличающие нас друг от друга?
— Я циник, — заметил я, — и я все это уже давно заметил.
— О, ты не циник! — Она обвила мою шею руками. — Иначе ты не находился бы здесь.
Я возразил ей:
— Я тот, кем должен быть в эту минуту. Все, что произошло, случилось по моей вине.
— И по моей, — закончила она.
Меня охватила непонятная печаль. Я проговорил:
— В таком случае виноваты мы оба.
Мы поцеловались. На душе становилось все тяжелее, и я вынужден был оторваться от нее, прошел в другой конец комнаты и принялся умываться. Я заметил, что мои руки дрожат, а дыхание стало тяжелвм и учащенным. У меня возникло желание снова отправиться в Ад, чтобы обратиться ко всем бедным проклятым душам с призывом подняться на борьбу с Люцифером, как он сам в свое время восстал против Бога. Думаю, мы могли бы надеяться на определенное избавление, только надежды этой было еще меньше, чем здесь, на Земле. Пришлось оставить все как есть. Это несправедливо, думал я, что все эти создания имеют над нами власть. Неужели они не могут нас просто уничтожить, если мы им не нравимся?
Однако размышлять над этим не имело смысла. В моем активе есть только знание и сила, и полагаться приходилось только на них. И был только один выбор: либо согласиться на роль в спектакле Люцифера, либо отказаться от участия в нем.
— Скажи, мой конь готов? — спросил я.
— Он внизу, во дворе.
Я поднялся, взял сумку, которую она дала мне вчера. Успокоив дыхание, я отметил, что руки теперь дрожат не так сильно.
— Я останусь здесь, — сказала она.
Я понимал ее, зная, почему она не хочет идти провожать меня во двор.
— Если существует хотя бы малейшая возможность отыскать Грааль, я буду верен своему решению, но мне надо знать, что ты думаешь обо мне. Можешь ли ты обещать, что дождешься моего возвращения.
— Я не забуду тебя, — ответила она. — Это все, что еще поддерживает меня. Да, Ульрих, я верю тебе.
— Итак, мы оба прокляты. Эта сделка для меня более желательна, чем любая другая, которую я когда-либо заключал, — я подошел к ней, провел кончиком пальцев по ее обнаженным плечам и нежно поцеловал в губы.
— Счастливо, — попрощался я.
— Счастливо, — проговорила она тихо. — Сначала поезжай в Аммендорф и постарайся встретиться с тамошним графом.
— Чем он может помочь мне?
Она покачала головой.
— Я знаю только, что ты должен с ним встретиться.
Выйдя из спальни, я не затворил за собой дверь, и чувствовал, что мои ноги стали ватными, я был так слаб, что думал, что мне не удастся преодолеть каменные ступени лестницы, ведущей в главный зал. Еще ни разу я не чувствовал настолько сильного упадка сил, даже мое тело не подчинялось мне в полной мере.
В зале был накрыт завтрак, но я нашел силы только выпить солидную порцию вина и последовал дальше к парадной двери.
Двор был тих, слышалось только всхрапывание моего коня да звук капель дождя, падающих на листья деревьев. Я понюхал воздух, но не учуял ничего, кроме испарений тела коня.
Привязанный конь стоял посередине двора. Он выглядел свежим и отдохнувшим, с обеих сторон седла были прикреплены седельные сумки, пистолеты покоились в кобурах, а вся сбруя была вычищена, каждый кусочек металла и кожи блестел. Под седлом виднелась новая попона. Конь мотал головой и смотрел на меня большими спокойными глазами. Он отмахивался от мух, и его шкура подергивалась. С некоторыми предосторожностями я взобрался в седло. Вино придало мне необходимую силу и решимость довести до конца начатое дело.
Мост был опущен. Я не заметил ни единственного полумертвого слуги Сабрины, ни нашего Повелителя. Замок выглядел так же, как и в тот день, когда я впервые появился здесь.
Я пришпорил коня. Оглядываться назад не имело смысла — в одном из окон я мог увидеть Сабрину, а мог и вообще ничего не увидеть.
Я поскакал в ворота на аллею, обсаженную запущенными плодовыми деревьями. Статуя и свежие безжизненные цветы мокли под моросящим дождем, и за пеленой его можно было лишь угадать очертания леса.
Конь перешел на быстрый галоп, я даже не пытался его придерживать. Из одной из седельных сумок я достал плащ и накинул поверх доспехов. Капли дождя смыли последние следы слез с моего лица.
Вскоре я пробирался под холодным ливнем уже в тихом мертвом лесу. Я все же обернулся назад, чтобы убедиться, что высокие стены, башни и другие строения замка не были плодом моего воображения или миражем.
Я обернулся только один раз. Лес окружал меня, темный и серый, и только частично я чувствовал себя свободным. Так я ехал до тех пор, пока не спустилась ночь.
Понадобилось два дня, чтобы пробраться через лес, и только на утро третьего дня стало слышно щебетанье птиц, я увидел солнечный свет и парение влажной земли под копытами коня. Пение зябликов и дроздов вернуло мое веселое настроение, и я снова и снова думал, действительно ли происходили все те чудеса, которые я оставил позади…
Не однажды мне казалось, что все это я только придумал. Что-то во мне, конечно, было уверено, что все это произошло на самом деле, и все же чувство нереальности происшедшего не оставляло меня.
Я перекусывал тем, что мне положила в дорогу Сабрина и доставал карты из папки. Хотелось верить, что мне не придется воспользоваться ими после того, как лес Люцифера остался позади. Название Аммендорф мне ни о чем не говорило, и потребовалось некоторое время, чтобы отыскать это селение на карте.
Я не знал, где нахожусь, но считал, что это уже пределы Земли, и рано или поздно я достигну либо деревни, либо поселения углежогов, либо просеку, по которой можно добраться до ближайшего жилья. Аммендорф, по моим подсчетам, должен находиться в милях пятнадцати от Нюрнберга.
Конь пощипывал пахнущую свежестью траву. Трава, во владениях Люцифера не имела ни запаха, ни цвета, ни вкуса. Животное можно было сравнить с заключенным, долгое время просидевшим на воде и хлебе, и вдруг получившим обильный обед. Я позволил ему немного попастись, затем вскочил в седло, пришпорил и поскакал дальше, пока через некоторое время не выехал на широкую лесную полянку.
