Отряхнув песок с колен, Николас улыбнулся, и эта улыбка никак не соответствовала тревожному блеску его глаз.
.— Ну что ж, похоже, мы уже не дети, и поэтому не стоит играть в такие игры?
— Да.
Синтия не могла скрыть смущение в голосе. Хорошо, что он больше не считает ее молоденькой девочкой, но в таком случае кто она для него?
— Надеюсь, я тебя не напугал? Мужчины… так ненадежны в правилах приличия.
Синтия покачала головой и опустила юбки, чтобы прикрыть ноги, которые с таким бесстыдством совсем недавно обвивали его бедра.
— Тогда поспешим?
Его улыбка стала еще более натянутой.
Пытаясь привести свои мысли в порядок, Син ничего не оставалось делать, как кивнуть в ответ и пойти по узкой полоске берега.
Что он натворил?
Господи, что он натворил?
Ощущение ее рук, которые она пыталась вырвать, ее тела, выгибающегося под ним… Что-то внутри его встало на свое место. Или, наоборот, оказалось не на своем месте. Его душа приняла абсолютно искаженную форму. Это чувство было ему очень хорошо знакомо, только он никогда не мог понять, покой или боль чувствовал в такие мгновения.
Слава Богу, он смог остановиться и не оскорбил ее.
Дрожащей рукой он потер затылок и посмотрел в спину Синтии, которая дошла до новой тропинки и начала подниматься. С каждым ее шагом со складок на ее юбках осыпался песок, слабое напоминание о его проступке давало о себе знать.
Нйк едва дышал даже до того, как она оглянулась, и он увидел ее раскрасневшиеся не то от стыда, не то от холода и гнева щеки.
— Нам не следовало делать это, — просто сказала Синтия, и у него сжалось сердце.
Она пошла дальше, холодная и неприступная.
— Я знаю, — ответил Ланкастер.
С леди так нельзя обращаться. Он это знает, для этого есть другие женщины… Женщины, которые не возражают против некоторой грубости, если им достойно заплатили за это.
— Ты любишь другую, — произнесла Син.
— Кого? — переспросил Ник еще до того, как вспомнил, что обручен.
Он стал судорожно придумывать объяснение, и тут девушка резко остановилась.
— Ты обручен!
Она повернулась к нему и взмахнула руками.
— А, ну да, конечно.
— Ник! — В ее голосе слышалось раздражение, руки по-прежнему были подняты к небу. — Что с тобой случилось?
У Ланкастера загорелось лицо. Что он должен был ответить на этот вопрос? У него столько всего случилось.
— Ты ее совсем не любишь?
Он немного помолчал, словно обдумывая этот вопрос, потом тихо прошептал:
— Нет. Совсем не люблю.
И от этих слов словно камень с души свалился. Наконец прозвучала правда.
— Но… Это же ужасно. Ты женишься на этой женщине только ради денег?
Ланкастер снова задумался на мгновение, надеясь, что это неправда. Но какую еще причину он мог назвать сейчас?
— Да.
— Господи, ты такой же корыстный наемник, как и мой отчим, — в ее голосе прозвучали нотки отвращения.
Это была неправда. Не совсем правда. Наемнику платят зато, чтобы использовать его тело в бою. Ланкастеру заплатят не за это. Он совершенно другой человек.
Похоже, он уже смирился со своим положением, и эта мысль больше не причиняла ему боль. А может быть, на расстоянии подобная перспектива казалась не такой очевидной.
Когда Николас поднял глаза, Синтия была уже далеко. Ник поднял воротник пальто, чтобы укрыться от ветра, сунул руки в карманы и поспешил за ней.
Глава 7
Какой ужасный день!
Синтия бросила на стол угольный карандаш и, подперев подбородок руками, наблюдала, как он катится по столу.
Николас больше ничего не говорил о ее безрассудстве и безопасности. Он вообще не сказал ни слова, да и Синтия была не расположена к разговорам. Но, несмотря на все усилия, они так ничего и не нашли, кроме той пропасти, что выросла между ними за все это время.
Утром на короткое время он показался ей прежним Ником. Веселым, красивым и заботливым. А потом стал другим. Этаким лондонским джентльменом, природный шарм которого превратился в жестокий инструмент. Его по-прежнему отличало личное обаяние, но теперь оно было отполировано до блеска. Как ювелирное изделие, как оружие. Или как доспехи.
Но если он и защищал что-то, то явно не то мягкое сердце, которое было у него в юности. Тот мальчишка не способен был пройти мимо страдающей лягушки и не помочь ей. А этого человека совершенно не заботила женщина, которой он поклялся в любви. Он так спокойно сказал об этом, совершенно без всяких эмоций. А невеста любит его?
Синтия фыркнула, удивляясь собственному вопросу. Ну конечно, эта женщина любит его. Все любят Николаса. Его мама всегда говорила, что он родился с особым даром. Люди чувствовали себя рядом с ним комфортно, а он наполнял весельем каждую комнату. Неужели он растратил свой дар в Лондоне? Неужели он иссяк?
Синтия выдохнула с такой силой, что лежавший перед ней исчерченный лист затанцевал на столе. С него слетела легкая пыль от угольного карандаша, как будто это слетал песок с тех самых скал, которые она пыталась изобразить.
Синтия взяла карандаш и нанесла темные штрихи на бумагу.
Ее работу нельзя было назвать искусством, да это и не было искусством, она и сама это понимала. Разбивавшиеся волны были похожи на спутанные волосы, вьющиеся вокруг скал. Скалы напоминали бока коров. И все-таки она совершенствовалась. Кроме того, мягкий скрип угля по пергаменту успокаивал ее, создавал ощущение исполненного долга.
Но сегодня ни о чем, кроме Ника, она думать не могла, поэтому спрятала карандаш в столе и достала старый дневник. Эти страницы уже отложились в ее памяти. Она перечитывала их десятки раз, но ничего нового не нашла. Возможно, дневник, как талисман, откроет секреты, только если она поверит в него.
В дверь постучали, она потерла глаза. Господи, так и ужин можно пропустить.
— Входите, — позвала она миссис Пелл, но дверь из коридора не открылась.
Открылась дверь в соседнюю комнату.
— Добрый вечер.
С улыбкой на лице вошел Ник, неся в руках закрытую белую чашку.
— Миссис Пелл сказала, что Адам опаздывает, заканчивая свои дела, поэтому нам придется ужинать одним, если мы хотим избежать встречи с ним.
Аромат лукового супа наполнил комнату.
— Спасибо за новость. И за суп, — произнесла Син.
Ланкастер прошел в комнату, огляделся, но не решился поставить чашку.
