Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
ушли обратно в казармы и сдали оружие (впрочем, 21 винтовки не досчитались); 19 зачинщиков были арестованы и отвезены в Петропавловскую крепость.
Вечером Родзянко отправил ген. Алексееву длинную телеграмму, прося доложить государю, что причина волнений – «полное недоверие к власти», и настаивал на образовании «правительства, пользующегося доверием всего населения». «Иного выхода на светлый путь нет», – писал председатель Гос. думы, очевидно, все еще полагавший, что революционных рабочих и бунтующих солдат могло бы успокоить думское министерство. Не все деятели блока разделяли такую уверенность Родзянко. «Я чувствовал их, моих товарищей по блоку, – вспоминает об этом дне Шульгин. – Мы были рождены, чтобы под крылышком власти хвалить или порицать. Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи… Под условием, чтобы Императорский караул охранял нас. Но перед возможным падением Власти, перед бездонной пропастью этого обвала – у нас кружилась голова и немело сердце. Бессилие смотрело на меня из-за белых колонн Таврического дворца. И был этот взгляд презрителен до ужаса…»
Государь, всегда отличавшийся исключительной выдержкой, сохранял и теперь внешнее спокойствие; но он предчувствовал беду. Впервые после поражения при Сольдау, затем несколько раз во время отступления 1915 г., «старое сердце» – как он называл это в письмах государыне – давало себя знать. Так и в эти дни: 26 февраля он писал: «Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота».
Всю ночь с 26 на 27 февраля командующий войсками ген. Хабалов и военный министр ген. Беляев получали тревожные сообщения из казарм. Слухи проверялись и оказывались ложными; им уже переставали верить, когда они получили страшное подтверждение: в 7 ч. утра восстал запасной батальон Волынского полка. Унтер-офицер Кирпичников (сын профессора, студент, призванный в армию в 1915 г.) ночью собрал солдат и убедил их восстать против «самодержавия»; когда наутро в казармы прибыл начальник учебной команды капитан Лашкевич, то солдаты отказались повиноваться, убили его и высыпали толпой на улицу.
Для солдат «выступление» было много страшнее, чем для рабочих: «Вы вернетесь к себе домой, а мы под расстрел», – говорили солдаты рабочим-агитаторам, которые звали их на демонстрации. Выйдя с оружием на улицу, солдаты знали, что совершили преступление и что только успех может обеспечить им безнаказанность.
Утром, кроме волынцев, восстали еще и павловцы (их призывали спасти арестованных товарищей), а также литовцы. Вся Выборгская сторона была уже во власти рабочих. Через Литейный мост революционные толпы перешли на левый берег Невы, где они встретились и слились в одну массу с восставшими полками.
Ген. Хабалов и ген. Беляев стали спешно вызывать более надежные воинские части для защиты центра города. Отряд около 1000 человек под командой полк. л. – гв. Преображенского полка А. П. Кутепова был двинут в сторону очага восстания, но ему не удалось проникнуть дальше Кирочной улицы. Огромное большинство войск считалось ненадежным, и их предпочитали оставлять в казармах.
К середине дня восставшие овладели почти всей правобережной частью города, а также Литейной и Рождественской частями. В их же руках были южные рабочие кварталы. На Невском слышалась беспорядочная стрельба. Таврический дворец, в котором обычно заседала Гос. дума, оказался в районе, захваченном восставшими.
С утра в здании Гос. думы собралось довольно много депутатов. Так как газет не было, большинство еще не слышало о перерыве сессии. Начались частные совещания. Никто не знал в точности, что происходит: говорили о солдатских бунтах. Настроение было подавленное. «Словесная борьба кончилась… – отмечает Шульгин. – Она не предотвратила революции… А, может быть, даже ее ускорила».
Совещание депутатов признало, что Гос. дума, ввиду перерыва сессии, заседать не может, но решено было пока не расходиться и ждать событий. Был образован «Временный комитет» из представителей фракций блока и крайних левых. В это время толпа, достигшая Таврического дворца, ворвалась во двор и проникла внутрь здания. «С первого же мгновения этого потопа отвращение залило мою душу. Пулеметов – вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе», – пишет Шульгин и констатирует: «С этой минуты Гос. дума, собственно говоря, перестала существовать».
Но если Гос. дума уже 27 февраля перестала существовать как реальная величина – ее имя оказалось весьма сильным орудием в руках революционных сил. От имени Временного комитета по всей стране рассылались телеграммы, изображавшие положение в совершенно искаженном виде.
Рабочая группа Военно-промышленного комитета, освобожденная из тюрьмы «Кресты» революционной толпой, тотчас отправилась в здание Гос. думы и там, вместе с депутатами-социалистами и несколькими представителями крайних левых партий, образовала первый «Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов». По всем заводам были разосланы «верные люди»; рабочим предлагалось немедленно произвести выборы в Совет (по одному делегату на тысячу рабочих), заседание которого назначалось на 7 час. вечера. Этот «самочинный» исполнительный комитет принял еще одно важное практическое решение: сообразив, что восставшие солдаты скоро почувствуют голод и жажду, комитет тотчас же занялся реквизициями запасов продовольствия для «революционной армии»; Таврический дворец превращался не только в боевой штаб, но и в питательный пункт. Это сразу создавало практическую связь между «Советом» и солдатской массой.
К наступлению темноты власти еще владели мостами через Неву (кроме Литейного), но на левом берегу не было сплошного заградительного кордона – от окраин к центру продвигались толпы. Слышалась стрельба из ружей и пулеметов.
В 6 час. вечера в Мариинском дворце собрался Совет министров. Члены кабинета, явно не понимавшие истинную природу движения, видели в нем продолжение думской кампании против Протопопова и стали убеждать его «сказаться больным» – на что Протопопов, совершенно подавленный событиями, согласился. В результате был подписан приказ о том, что Протопопов «по болезни сдал должность старшему товарищу министра». Приказ этот «Известия думского комитета журналистов» справедливо называли «смехотворным». Государь в ответ на сообщение об этом телеграфировал кн. Голицыну: «Перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимыми». Увольнение министра внутренних дел на фоне анархического солдатского бунта было для власти только совершенно бесполезным самоунижением.
Вечером 27-го в зале заседаний Гос. думы состоялось первое собрание Совета рабочих депутатов. Председателем был избран Н. С. Чхеидзе. Собралось несколько сот человек. Один за другим на трибуну выходили представители восставших полков и обещали «защищать революцию». Выбрали Исполнительный комитет (в котором преобладали испытанные циммервальдисты) и «литературную комиссию», которая тотчас же занялась составлением «манифеста» и подготовкой выпуска «Известий Совета». Руководители Совета в эти первые дни были – левый с.-р. Александрович, Суханов (Гиммер) и Стеклов (Нахамкес).
Вечером верные войска сосредоточились на площади Зимнего дворца. Там находились ген. Беляев, ген. Хабалов и назначенный командующим верными воинскими частями ген.
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
