Правду сказать, англичан устраивало, что на бретонской границе возникло некоторое беспокойство. Герцог Франциск повел себя вызывающе по отношению к ним, внезапно принеся оммаж Карлу VII, и велел арестовать собственного брата Жиля, не скрывавшего симпатий к Ланкастеру. Генрих VI это воспринял с изрядным неудовольствием. Налет Осберна Мандефорда в конечном счете означал английский реванш.
В то время как внимание было привлечено к конференциям в Лувье, Сомерсет готовил громкий и масштабный удар. 18 марта 1449 г. Генрих VI написал Карлу VII, предлагая новую конференцию, которая может состояться 15 мая в Пон-де-л'Арше. Можно провести переговоры о мире вообще и о последних нарушениях перемирия в частности. А 24 марта Франсуа де Сюрьенн, по прозвищу Арагонец, внезапно захватил город Фужер.
Арагонец был одним из лучших капитанов Генриха VI. В Англии он теперь стал членом Королевского совета и рыцарем Подвязки. В последнее время он командовал гарнизоном в Вернёе, но за последние месяцы дважды ездил в Англию. Было известно, что он имел долгую беседу с Саффолком. Его вернёйский гарнизон укрепили прежде других гарнизонов в Нормандии, не более и не менее угрожаемых. По приказу Сомерсета в Вернёй даже подвезли дополнительные боеприпасы. Короче говоря, история с Фужером не могла быть случайной выходкой капитана, действующего по собственной инициативе.
Гильом Кузино тогда находился в Руане, где переговоры с Сомерсетом были в полном разгаре. Он разгадал провокацию. Послав письмо, он предупредил Карла VII.
На бретонскую границу с тремя сотнями копий двинулся маршал де Лоэак. В подкрепление ему был придан адмирал де Коэтиви — он считался специалистом по осадам. Когда Сомерсет в свою очередь написал королю Франции в конце апреля, прося его не вмешиваться в это дело, было уже поздно. Сомерсет выражал сожаление по поводу захвата Фужера, но отнюдь не проявлял склонности возвращать город. Карл VII не поддался на обман: он сделал вид, что продолжает переговоры о перемирии, притворно обратился за советом к герцогу Бургундскому и стал готовить ответный удар.
13 мая он заявил Сомерсету, что не намерен обсуждать мелкие детали перемирия в момент, когда происходит самое вопиющее нарушение этого перемирия.
Вполне ясно, что в настоящий момент рассматривать другие посягательства, оставляя в стороне фужерское дело, столь великое и столь огромное и столь прямо направленное против существа означенного перемирия, значило бы мало способствовать поддержанию оного перемирия.
В ночь с 15 на 16 мая под крики «Святой Ив! Бретань!» Жан де Брезе и Робер Флоке захватили маленькую крепость Пон-де-л'Арш. Карл VII не расторгал перемирия: это просто был ответ на захват Фужера. Но все знали, что Брезе близок к королю, а Флоке — бальи Эврё. Возгласы никого не обманули. Именно этого и хотел король.
В последующие дни люди Карла VII наложили руку в Бовези — на Жерберуа, в Нормандии — на Конш, в Гиени — на Коньяк. Это было уже не просто предупреждением. Сомерсет был достаточно глуп, чтобы удивиться этому по-настоящему. Забыв о Фужере и сделав вид, что не знает о напрасной отправке им отряда к Сенту, он пришел в панику от мысли, что война может возобновиться в неблагоприятной ситуации. Он сообщил в Лондон, что не считает возможным удержать Нормандию.
Отвоевание Нормандии
«Степенный и осторожный», по выражениям своего будущего историка, епископа Тома Базена, Карл VII теперь плел свою интригу. 17 июня 1449 г. был заключен союзный договор с Франциском Бретонским; договор предусматривал, что, если Фужер не будет возвращен через короткое время, союзники вступят в войну с англичанами. В то же время Филипп Добрый сообщил королю, что одобряет это решение, выразив лишь пожелание, чтобы, прежде чем возобновить войну, посоветовались с принцами крови Франции. Герцог Бургундский теперь в официальных актах называл себя «герцогом Божьей милостью», и Карл VII тщетно протестовал против этого. Открыто причислив себя к принцам крови, Филипп придал последней стадии Столетней войны выраженный национальный колорит.
Не теряли времени королевские легисты, уже несколько лет находя все новые подтверждения былого единства короля и нации. В трактате, изобилующем выдержками из подлинных документов, хранящихся в королевских архивах, Жан Жувенель дез Юрсен демонстрировал несостоятельность притязаний Плантагенета на корону Капетингов. У агиографов, преданных делу короля, в лице «святого» Хлодвига начали проглядывать черты Карла VII: обоих королей во всем поддерживало Провидение, оба были основателями французской нации. И освободителями Аквитании — тоже…
Теперь Карл VII делал все по порядку. 17 июля в своем замке Ле-Рош-Траншельон близ Шинона он собрал Большой совет. Там присутствовали принцы крови, как желал Филипп Добрый. Каждый говорил по очереди. Общее мнение было таково, что король Франции сделал даже больше, чем требовала справедливость. В нарушении перемирия был повинен не он. Канцлер Гильом Жувенель дез Юрсен — брат Жана — заранее подготовил мудрое решение: по мнению принцев, для короля было бы бесчестием не защитить свой народ и не изгнать англичан. Это означало перевод конфликта на национальный уровень, однако без отказа от старых рыцарских понятий: долг сеньора оказывать покровительство своим людям весьма удачно оправдывал войну, которая уже не была насилием со стороны сеньора-короля по отношению к его вассалу-герцогу, потому что Ланкастер, в отличие от Плантагенета, уже не был вассалом для Валуа.
В тот же день Дюнуа был назначен «наместником марок за реками Соммой и Уазой до самого моря». На коннетабля де Ришмона, дядю герцога Франциска, была возложена ответственность за охрану бретонской границы.
31 июля в присутствии двора Карл VII принял английских послов — Жана Ланфана и Жана Кузена. Им официально заявили, что время дискуссий прошло.
Разумным было атаковать сначала Нормандию. Если в Гиени англичане по большей части могли рассчитывать на сочувствие общества, то большинство нормандцев от них отвернулось. От земли Ко до Котантена английская администрация встречала только уклончивость, помехи, а то и козни. Даже прелаты — епископ Авранша в 1437 г., аббат Шербура в 1442 г. — утверждали, что не в состоянии провести перепись своих владений, как из-за небезопасности дорог, так и из-за нежелания жителей. Налеты, нередко удачные, которые совершали отряды сторонников Карла VII, всегда находили помощь со стороны сочувствующих в городах и поддержку в деревне. Тридцать лет оккупанты жили в постоянном ожидании подвоха.
Не станем обманывать себя. Англичане — это значило беспорядок. Это значило налоги и солдаты. Сторона Карла VII очень легко приобрела репутацию врагов фиска — английского — и противников мародерства. Люди, которых менее всего можно было заподозрить во враждебности по отношению к Генриху VI, не упускали случая, ничем не рискуя, пожалеть о временах Генриха V: тогда царил порядок. Во всяком случае, некоторые в это верили, пусть даже они поторопились поверить, что порядок царит как раз во владениях буржского короля. Образцовое поведение частей Карла VII, дисциплинированных и оплачиваемых, укрепляло боевой дух участников нормандского сопротивления: было известно, что армия Валуа — отныне — воздерживается от грабежа. Не платя денег своим гарнизонам, Генрих VI проигрывал по всем статьям: его люди теряли популярность и были готовы к быстрой капитуляции. Некоторые английские капитаны решили помешать сговорам французов с противником, казня все больше народу. Этим они ничего не выиграли.
