постель достать – не нашли! Ложитесь на мою койку, мне перед приездом все свежее застелили, я только днем поверх одеяла прилег…
И, как бы исправляя совершенную ошибку, одернул одеяло на своей и без того аккуратно застланной койке.
«Вот чего он так долго пропадал», – подумала Галина Петровна, и ей с еще большей силой захотелось сказать ему то, чего нельзя было говорить: чтоб он не уходил.
Полынин не был красной девицей, но не признавал в жизни никакой двусмыслицы. Раз Галина Петровна, сама признавшись ему в любви, после этого попросила, чтобы он больше не целовал ее сегодня, он понял ее желание остаться именно так, как оно было высказано: устала, ехать холодно, боится застрять в дороге, поэтому остается, А поняв так, даже и не подумал воспользоваться этими обстоятельствами и, зайдя в землянку комиссара, с которым Грицко играл в шахматы, сказал, чтобы Грицко добыл пару капотов для обогрева: Галина Петровна остается ночевать, а им обоим придется спать у комиссара на этих капотах.
– Если пить захочется, вода в графине на столе, – сказал Полынин и, не глядя на Галину Петровну, снял со стены два полушубка: свой и Грицко.
– Ничего не надо, – сказала Галина Петровна, – спасибо! Почему вы на меня не смотрите?
– А чего мне на вас смотреть? – с грубостью, на которую она не обиделась, понимая ее причину, ответил он. И взяв в охапку полушубки, пошел к двери. – Спокойной ночи!
Галина Петровна села на его койку и, задумчиво глядя ему вслед, погладила рукой шершавое солдатское одеяло, которым была застлана койка. Кажется, она действительно любит этого человека!
Она легла, не раздеваясь, накрывшись полушубком, и так долго не могла заснуть, что ей показалось – она уже не заснет никогда. А что она все-таки заснула, она поняла только утром, когда в дверь постучали. Спустив ноги с койки и сунув их в холодные валенки, она поспешно пригладила волосы и сказала: «Войдите».
В землянку вошел Грицко, неся под мышкою термос, а в руках накрытые одна другой глубокие тарелки.
– С добрым утром. Чай пейте и яичницу кушайте, пока горячая.
– Сначала надо помыться, – сказала Галина Петровна.
– Верно, – согласился Грицко.
Он вытащил из-под своей койки чемодан, достал оттуда вафельное полотенце, снял с полочки мыло и из стоявшего у дверей ведра зачерпнул ковш воды. В ведре тонко хрустнула ледяная корочка. Из-под двери дуло, в землянке с утра было холодно.
– Пойдемте на улицу, я вам солью. Простуды не боитесь?
– Не боюсь, – сказала Галина Петровна.
Она закатала рукава и подвернула ворот гимнастерки – в их бригаде все уже давно для удобства переобмундировались в военное – и вышла вслед за Грицко. Небо было пасмурное, серое, над аэродромом кружил снег.
– А где Николай Николаевич? – когда они вернулись в землянку, спросила Галина Петровна, накрепко вытирая ломившие от ледяной воды руки.
– Уехал в Мурманск, – сказал Грицко. – Вызван к командующему.
– Вот и захватил бы меня с собой, – разочарованно сказала Галина Петровна, никак не ожидавшая, что не увидит Полынина.
– Советовал ему. Говорю, забирай, Николай, от нас эту цыганочку, а то еще чего нагадает, я цыган боюсь… А он пожалел будить. Но вы не беспокойтесь, он сам на полуторке уехал, а вам свою «эмку» оставил.
– Зачем же на полуторке, у него же нога…
– И я ему говорил, что нога, – сказал Грицко все тем же насмешливым тоном, – а он не слушает. Кушайте яичницу, пока не остыла.
– А вы?
– А я понаблюдаю. Уже поел. Мы не артисты, живем по расписанию.
Он налил Галине Петровне чаю, открыл тарелку, под которой лежал толстый омлет из яичного порошка с салом, и сел напротив Галины Петровны. Пока она ела, он молчал, а когда стала пить чай, вдруг, насмешливо прищурясь, заговорил:
– Видал сегодня во сне, что хотите женить на себе Николая.
– А вдруг сон в руку? – Галина Петровна рассердилась, но заставила себя улыбнуться.
– А вдруг он женатый? – по-прежнему щуря глаз, спросил Грицко.
– А я знаю, что неженатый! – все еще с усилием над собой продолжая улыбаться, сказала Галина Петровна.
– А если соврал? – спросил Грицко.
– А он никогда не врет, – уверенно, хотя и вздрогнув в душе, сказала Галина Петровна.
– Это, конечно, верно, до сих пор неженатый. Несколько раз надумывал, а потом все же отдумывал… – Грицко открыл прищуренный глаз, отчего лицо его сразу стало серьезным. – Все равно толку не будет: разные вы с ним люди!
Галина Петровна растерялась. Она не знала, как вести себя с этим непрошенно откровенным, насмешливым длинным человеком, о котором Полынин говорил ей как о лучшем своем друге.
– Что молчите? – спросил Грицко. – Обругали бы меня, что ли!
– А мне не хочется. – Ей вдруг стало тоскливо, и она сказала то, что подумала: – В самом деле, мы с ним очень разные люди, и вполне возможно, от меня, как вы говорите, не будет толку.
– Ладно, не обижайтесь, – сказал Грицко, наливая ей второй стакан чая. Он был обескуражен таким правдивым ответом.
– А я на вас не обижаюсь. Вы сами-то женаты? – спросила у него Галина Петровна.
– Женат и даже многодетен. – Грицко усмехнулся и показал три пальца.
– И где они все у вас теперь? – спросила она серьезно.
– Далеко, в Уфе.
– А у меня вот никого на свете нет. Хорошо, да? И пусть всегда так и будет? – спросила Галина Петровна с неожиданной для самой себя горечью.
Грицко ничего не ответил. Вместо ответа спросил, когда ей нужна будет машина.
– Если можно, я поеду прямо сейчас, – сказала Галина Петровна, – у меня через полтора часа репетиция.
Грицко вышел, и Галина Петровна, глядя ему вслед, подумала, что хотя она и сорвалась, не сдержалась, но, кажется, произвела на него хорошее впечатление и это очень важно.
5
Командующий ВВС армии генерал-майор Турков вызвал к себе Полынина, чтобы сообщить: поданный Полыниным по команде рапорт о переводе в истребительную авиацию под Москву вопреки прежнему решению удовлетворен. Получен приказ: сдать полк и отбыть в Москву.
– Поздравляю, дорапортовался! – были первые, в сердцах сказанные слова, которые услышал Полынин, войдя в кабинет Туркова.
Когда три недели назад Полынин подал свой рапорт, Турков без разговоров завернул его, не желая расставаться с Полыниным, но тот с присущим ему упрямством настоял, чтобы рапорт отправили дальше, по команде.
Турков вынужден был сделать это, и в конце концов все вышло не так, как считал нужным он, а так, как захотел Полынин.
Турков считал, что статья в газете могла оказаться тут последней каплей. В боях под Москвой
